На торжестве Костю, как одного из выступающих, посадили в президиум, с краю стола, а центр заняло начальство от проректора института и ниже. В силу своего скромного материального положения у Кости не было вечернего костюма. Как и основная масса ребят в то время, демобилизованных из армии и флота, он донашивал свою флотскую форму: тельняшка, брюки, бушлат, шапка, ботинки – в чем со службы уехал, то и носил. На фоне разряженной мгимовской молодежи это могло выглядеть не к месту, но деться было некуда, да и, с другой стороны, выглядело это оригинально. Лена потом призналась, что именно скромный (а по московским понятиям – бедный) внешний вид Кости выделял его из расфуфыренной молодежной толпы. Кстати, хотелось бы вспомнить здесь, одно из немногих положительных дел Н. Хрущева: как раз, когда Костя мучился подготовкой к выступлению и внутренне печалился, что у него нет должной одежды, в ЦК партии готовили постановление по МГИМО, согласно которому при приеме в ВУЗ предпочтение должно было отдаваться лицам, которые хорошо проявили себя на реальном производстве или в военной службе. Согласно постановлению число принятых школьников не должно было превышать 20 %. На восточном факультете этот процент был несколько выше из – за трудности изучения восточных языков. Естественно, что уже на следующий учебный год внешний вид студентов существенно изменился.
В общем, Костя, в своей скромной матроской форме (без погон, конечно) сидел чинно, важно и благородно за столом президиума, проект выступления он уже осмыслил, нервы утихли, и он с любопытством оглядывал публику, умиленный и успокоенный приятными, открытыми молодыми лицами, которые, в свою очередь, с интересом поглядывали на Костю. Наверное, полагал Костя, он казался им «слоном в посудной лавке». Дело было конечно, не в этом. Костя просто хорош был своей естественной красотой и собранным серьезным обликом.
Проходя взглядом по лицам первого ряда зрителей, Костя обратил внимание на девушку, сидящую с краю, с его края. Её нельзя было не заметить, такую беленькую, чистенькую и с красивыми ногами. К тому же, она с каким-то интересом во взгляде смотрела на Костю, и когда их взгляды встретились, она слегка покраснела, улыбнулась, и даже качнула головой. Позже Лена объясняла, что в начале её привлекла совсем неожиданная в тех условиях морская форма, все-таки она, будучи дочкой адмирала, всегда питала симпатию к морякам. А в данном случае ей было любопытно, с какой это стати этот демобилизованный моряк влез в президиум? К тому же, этот моряк уж очень был хорош собой! Костя от Лены взгляд отвел, потом взгляд вернул и опять, и опять: подвел – увел, и оба почувствовали себя вполне приятно, что что-то не так, не как обычно. Причем оба потом признавались, что уже с утра у них в душе было какое-то хорошее ожидание, предчувствие чего-то важного. Костя связывал это со своим выступлением, а Лена, кстати, потому и оказалось в первом ряду, что ей предстояло от имени студентов своего ВУЗа по окончании официальной части выступить с благодарностью. И она тоже, предвкушая это действо, связывала с ним ожидание чего-то важного.
