Некоторое время они молчали. Дэвид нервно теребил соломинкой, которую ему удалось вытащить из набивки.
— Химикаты и электричество, должно быть, стоили дорого, — заметил он, наконец.
— Так бы и было, если бы я за них платил. Я пользовался услугами института.
— И нет никакого способа получить деньги?
Эрл печально покачал головой.
— Позвольте мне верно изложить факты, — осторожно сказал Дэвид. — Вы можете создать любое количество мужчин и женщин таких же совершенных, умственно и физически, как я.
— Даже более совершенных, — поправил доктор Эрл.
Дэвид некоторое время молчал, задумчиво поджав губы и сощурившись, обдумывая уточнение доктора Эрла. Очевидно, оно ему не понравилось. Он сел полубоком.
— Я достану вам деньги, — заявил он. — Только я настаиваю на том, чтобы сделать все по-своему, и когда вы будете готовы производить других, подобных мне, я хочу иметь в этом деле равные с вами права.
Доктор Эрл обдумал это последнее заявление.
— Почему? — спросил он.
С того момента как он попросил Дэвида стать его помощником, казалось, не было никакой логической причины для такого требования. Но Дэвид снова откинулся на спинку, закрыв глаза, и отказался объяснять.
Жить в жалком, унылом пансионате без Дэвида было необычайно одиноко. Не то чтобы Дэвид когда-либо был особенно хорошей компанией — он, по сути, с первых дней демонстрировал сильную склонность к самолюбованию, угрюмости, молчаливости. Доктор Эрл часто подозревал его в нескрываемом презрении к низкому интеллекту своего создателя.
Обычно он оставлял без ответа большинство робких попыток доктора завязать беседу, а через нее и откровенный разговор, оставляя смущенного доктора неловко умолкать, не обращая на себя внимания.
Кроме того, он никогда не пытался пойти навстречу и не принимал любезного предложения Эрла узнать что-нибудь о мире, предпочитая вместо этого изучать социологию, точные науки и философию, в то время как усталый, расстроенный старый доктор изо всех сил старался выполнить свои обязательства, сходя с ума в поисках финансовой помощи. И не высказывал ни малейшего сочувствия, когда Эрл встречал отказ.
Учитывая откровенно нелюдимый характер Дэвида, ему было одиноко. Доктор Эрл был стар, и ему требовалось какое-нибудь общество, чтобы отвлечься от своих беспокойных мыслей о грядущем крахе неудачи и погрязших в постоянном страхе перед кредиторами, которые беспрестанно запугивали его письмами и личными звонками с угрозами, от которых он не мог защититься.
