Отвернувшийся от солнца серый фасад представляется более темным, чем сама сажа, и кажется влажным. В некоторых местах – острых выступах колонн и карнизах – вода и ветер сделали свое дело и потерли их до такой степени, что в результате этого стала проступать такая же белизна, как у старых костей. При этом солнце постоянно светит над левым берегом, освещая лишь одну сторону улицы.
Порой кажется, что шум от торговли вновь просыпается и вырывается из пустоты, а светлые ослепляющие фронтоны домов начинают желтеть и становятся уже выше пятого, а то и шестого этажа. И тогда начинает чудиться, что в открытых жалюзийных шторах появляются принесенные мягким светом суетящиеся люди, а число оконных рам утраивается.
То вдруг потемнеет и начинает казаться, что вот-вот пойдет дождь, но тут внезапно, как по щелчку, снова появляется солнце, и в его лучах в воображении возникает картина стоящих под колоннадами друг за другом вдоль стены в очереди людей перед мясной лавкой. Причем рядом возникает фигура полицейского, следящего за тем, чтобы между колоннами можно было бы свободно проходить. При этом он прислушивается и смотрит куда-то в сторону, в результате чего только некоторые из этой длинной очереди бросают на него взгляд.
В очереди царит мертвая тишина, лишь изредка нарушаемая отдающимися эхом шагами прохожих и старомодными сигналами клаксонов. Иногда в ней возникает ворчащий клубок людей с изможденными от ожидания лицами и беззащитных от этого безжалостно-ослепительного света, высвечивающего прищуренные глаза и появляющиеся от этого мелкие морщинки. На некоторых из них, тупо прижимающихся друг к другу туловищами, падает тень от колонн. При этом ученицы, наморщив лоб, в тени какой-нибудь широкой спины читают дешевые бульварные романы, держа их поближе к глазам.
Внезапно на двери в лавку появляется черная табличка, на которой мелом написано: «Остались кишки». Тогда кто-то, почти задохнувшись с втянутым животом, с трудом начинает пробиваться сквозь плотную толпу и что-то кричать в направлении двери, тряся пустыми вывороченными наружу рыночными сумками.
Прямо к поперечному нефу церкви Сент-Эсташ ведет невероятно высокий и узкий туннель. Наверху висит кашпо с увядшими, но чрезвычайно яркими розами, а на стене – большая тарелка с потертым рисунком.
Современный портик, много статуй со слепыми глазами. Они смотрят поверх черных ветвей двойных арочных контрфорсов.
Голуби и голубиное дерьмо. Неухоженные кустарники.
