Хотя, некоторые особо проворные и пытались. Вырвавшийся из окружения глом подбежал к стене форта чётко под то место, где стоял я. Попрыгал, подёргался туда-сюда и поймал ледяное копьё, которое его и угомонило. Армейских водников на зачистку не взяли — они со своими вёдрами-бочками ребята не слишком мобильные. Один вот и на нашем участке остался. На две сотни шагов между башнями только он и пяток солдат. Ну и мы с Красом. Непонятно только, мы им помогаем, или они за нами присматривают.
Скорее второе. Когда ближе к полуночи командование объявило о завершении освободительной операции, и из подсвеченных множеством фонарей ворот арены массово повалил народ, нас, тоже было дёрнувшихся к винтовой лестнице, сразу остановили. Без приказа не велено. Пришлось ждать ещё с полчаса пока какой-то наставник, явившийся к стене, не проорал снизу, что всё закончилось, безопасность восстановлена, и юным мэлам можно отправляться в свои комнаты.
Братишка ожидаемо не спал. И хорошо ещё, что только он. Больше я боялся торжественной встречи в дверях корпуса, или на этаже. Но наставники, видимо, хорошо припугнули ребят — дисциплина сегодня железная. Или же просто устали.
— Старший брат! — вскочил Рангар с койки, как только я открыл дверь. — Ну ты дал! Это же просто… Это великий подвиг! О тебе теперь будут…
— Давай завтра, а? Я дико устал. Еле досюда доплёлся.
— Конечно, старший, конечно. Ложись, ложись. Подать, может, чего? Водички налить?
— Не надо. — Зевнул и зашёл в сортир. Общаться сейчас не хотелось, но, выходя, всё же бросил:
— Как наши там?
— Нормально. Только Дзе всё.
— В смысле всё? — застыл я со снятым тапком в руке.
— Глом добрался. Сразу насмерть.
— Дерьмо! — зло выругался я и швырнул башмак в стену.
— Старший брат, ты чего? — испугался Рангар. — Дзе вторая ступень всего был. Самый слабый из наших.
— Дерьмо, — повторил я тише, уже не восклицая, а выражая своё отношение к брату.
Это надо же таким гомном быть? Человек погиб, а он ступени считает. Дерьмовые родственнички! Дерьмовая знать! Дерьмовый мир! Самому бы дерьмом здесь не стать. Дальше молча улёгся и, борясь с наползающими одна за одной чёрными мыслями, незаметно уснул.
Утро, как оно чаще всего со мной и бывает, кардинально поменяло настроение. Лезущее в окно солнце изгнало мрачные думы, и под душем я уже весело насвистывал Клаву Коку. Жалко, конечно, мальчишку, но жизнь продолжается. Я его и не знал толком. Перекидывались несколько раз парой слов — и на этом всё. Там вчера, кроме этого Дзе, неизвестно ещё сколько народа погибло. Серьезная трагедия, но не стоит превращать её в личное горе. Главное, что Фая жива. И Тола. И… Короче все, до кого мне есть дело.
