– Нет, – отвечал он, – конечно, не убить его они хотят, а уговорить спать с ними.
– А ты, по-видимому, думаешь, что если бы это случилось, то он бы погиб?
– Клянусь Зевсом, – отвечал он, – совершенно.
– И сам ты, значит, – спросил Сократ, – не спишь с ним?
– Клянусь Зевсом, все ночи напролет.
– Клянусь Герой, – заметил Сократ, – большое тебе счастье, что природа дала тебе такое тело, которое одно не губит тех, кто спит с тобою. Поэтому, если не чем другим, то таким телом тебе следует гордиться.
– Нет, клянусь Зевсом, – отвечал он, – не им я горжусь.
– Так чем же?
– Клянусь Зевсом, дураками: они смотрят на мой кукольный театр и дают мне хлеб.
– Так вот почему, – сказал Филипп, – намедни я слышал, как ты молился богам, чтобы они посылали везде, где ты будешь, хлеба обилие, а ума неурожай.
Хлеба обилие… – в оригинале прибаутка, как и положено, рифмующая не только конец, но и середину. Лучше бы перевести: «Хлебов обилие, а умов бессилие».
– Ну, хорошо, – сказал Каллий. – А ты, Сократ, что можешь сказать, почему ты вправе гордиться таким бесславным искусством, которое ты назвал?
– Уговоримся сперва, – сказал Сократ, – в чем состоит дело сводника. На все мои вопросы отвечайте без замедления, чтобы нам знать все, в чем придем к соглашению. Вы тоже так думаете?
– Конечно, – отвечали они. Сказавши раз «конечно», после этого все давали ответ этим словом.
– Итак, – начал Сократ, – задача хорошего сводника – сделать так, чтобы тот или та, кого он сводит, нравился тем, с кем он будет иметь дело, не правда ли?
– Конечно, – был общий ответ.
– Одно из средств нравиться не состоит ли в том, чтобы иметь идущие к лицу прическу и одежду?
Идущие к лицу – буквально «выдержанные» в каком-то стиле, «сдержанные», соотносящиеся друг с другом.
– Конечно, – был общий ответ.
– Не знаем ли мы того, что человек может одними и теми же глазами смотреть на кого-нибудь и дружелюбно и враждебно?
– Конечно.
– А что? Одним и тем же голосом можно говорить и скромно и дерзко?
– Конечно.
– А что? Не бывает ли так, что одни речи возбуждают вражду, другие ведут к дружбе?
– Конечно.
– Так хороший сводник не будет ли из всего этого учить тому, что помогает нравиться?
– Конечно.
– А какой сводник лучше: который может делать людей приятными одному или который – многим?
Тут голоса разделились: одни сказали: «Очевидно, который – очень многим», а другие: «Конечно».
Сократ сказал, что и относительно этого все согласны, и продолжал:
– А если бы кто мог делать так, чтобы люди нравились даже целому городу, не был ли бы он уже вполне хорошим сводником?
