Еще когда я жила у Саллеса, то нередко смотрела сериалы по телевизору. Так вот, там женщины всегда рыдали на груди своего благородного защитника. Я же смогла лишь расслабить напряженно сведенные плечи и опереться одним боком о его грудь. На большее была не способна – ненавидела прикосновения и боялась их до дрожи, ведь много лет они несли только боль.
К концу обеда у Жака зазвонил телефон, заставив меня вздрогнуть от резкого звука. Оказалось, привезли покупки. Чудеса продолжались! Жак предложил мне немного отдохнуть и спросил, хочу ли я разобрать одежду сама или вместе с ним. Спросил! Меня! Моего мнения! Я выбрала одиночество, и совсем неожиданно он спокойно принял мое решение.
Я целый час раскладывала и развешивала вещи в шкафу. Дрожащими пальцами, осторожно, чтобы не испортить, касалась приятной на ощупь, милых расцветок верхней одежды, тонкого ажурного белья, мягких кожаных туфель и босоножек, и множества разных женских мелочей. Последние пять лет у меня практически ничего не было, та пижама, в которой меня нашел Жак, служила мне несколько месяцев. Разобрав пакеты, оставшееся время, выделенное мне для отдыха, я потратила, чтобы не спеша принять душ, наслаждаясь водой и тонким нежным ароматом геля, а потом просто сидела на краешке кровати, упивалась покоем и тишиной.
– Почему ты не переоделась? – чуть нахмурился Жак, зайдя в спальню, предварительно постучавшись и увидев меня в той же майке.
Опустив глаза, я нервно сжала руки в кулаки и шепнула:
– Ты не сказал, что мне можно что-то надеть… из этого.
Жак опустился напротив меня на колени, сел на пятки. Обхватил большими теплыми ладонями мои сжатые кулаки и, неожиданно наклонившись, начал покрывать их осторожными поцелуями. Это было так необычно и непредсказуемо, так остро ощущалось его горячее дыхание на моей коже, что я даже дышать перестала. Замерла и, закусив губу, таращилась на черноволосую макушку склонившегося над моими коленями мужчины.
Наконец, он поднял лицо и глухо, с ощутимой грустью попросил:
– Прости, не подумал. Все эти вещи твои. Носи, меняй, как тебе заблагорассудится, да хоть выкини. Тебе не надо спрашивать у меня, надевай что хочется и как хочется. Как только ты немного придешь в себя и восстановишься, мы купим еще много других, каких захочешь. Согласна?
– Да, – хрипло шепнула я.
Я сплю! Потому что это сон, долгий и прекрасный; обещания, поцелуи, стоящий передо мной на коленях оборотень, от которого альфой разит так, что дыхание у волчицы перехватывало – всего этого просто не может быть. Жак, словно подслушал мои мысли, встал, и его движение, его ладонь, которая вынудила и меня встать, дали понять, что во сне все так остро не ощущается. Открыв створки шкафа, Жак бережно поставил меня перед собой, затем словно одеялом окутал со всех сторон, заставив окаменеть. Вновь его дыхание остро чувствуется, шевелит волосы у меня на макушке, а поросшие волосками предплечья скользят по моей чувствительной коже, заставляя взбудораженных мурашек носиться по всему телу.
