Это было трусливо. Аморально. Ему не хотелось видеть ее.
Мэттью положил руку Мелиссе на плечо. Девушка прижалась к ней щекой, и он не стал отстраняться. Ее кожа была горячей и влажной. Дыхание — тоже.
Прежде чем убрать руку, он услышал:
— Почему не я?
— Потому что вы уже потеряли невинность, — ответил Мэттью и тут же пожалел об этом.
Мелисса вздрогнула и облилась кофе. Мэттью ретировался за стол, взял свою чашку и задумчиво подпер голову. Если она теперь начнет винить себя, то это тоже будет его вина.
— Тварь искала исключительно девственниц и девственников, — как можно спокойнее объяснил он. — Скажите спасибо вашему молодому человеку.
Мелисса снова и снова всхлипывала. Она взглянула Мэттью в глаза, чтобы не смотреть мимо него и не видеть перед собой лиц своих погибших подруг. К облегчению Мэттью, она не стала задавать вопрос, который его смущал. Допив кофе, Мелисса успокоилась, облизнула губы и пробормотала:
— Но ведь Джина… Джина же…
— Люди, — ответил Мэттью настолько мягко, насколько мог человек, на чьих руках была кровь, — не всегда такие, какими кажутся. И не такие, какими хотят казаться.
Поблагодарив Мэттью, Мелисса ушла. Он достал из пальто фляжку и влил половину ее содержимого в остатки кофе. Вечером заведующая кафедры сказала, что он прочитал свою лучшую лекцию. Возразить Мэттью не мог — он не помнил ни слова из того, что рассказывал.
Уже в ближайший понедельник Мелисса Мартинчек появилась на его лекции. Она села на третьем ряду, между двух пустых парт. Рядом не сел никто.
Сами не зная как, они с Мэттью выжили.
Когда Бруклинский мост открылся в тысяча восемьсот восемьдесят третьем году, его назвали восьмым чудом света. Он был построен не только из гранита, стали и бетона. Он стоил строителям пота, крови, здоровья, а иногда и жизни. Но одному строителю мост подарил нечто особенное.
