— Молли, — сказал я, — одно из последних папиных желаний было, чтобы я поблагодарил тебя за помощь зимой.
— Хорошо бы, Гид, если бы ты навестил меня как-нибудь, — сказала она. — Когда все это закончится.
И она тут же уехала. Потом я видел ее издали на похоронах. Эдди тоже был там. Не было только Джонни. Я написал ему открытку, но он на нее не ответил. Он вернулся только в сентябре, и мы снова хоронили отца: отвели на холм его старую белую верховую лошадь, которую он звал Снегурочкой, и отпустили пастись на воле. На ней больше никто никогда не ездил. Папино седло осталось висеть в сарае. Изредка, когда ранним утром я занимаюсь хозяйством, мне кажется, будто папа и его старая лошадь где-то здесь, неподалеку, будто они плывут в тумане по пастбищам, осматривая новых телят.
Пару дней после смерти отца я всерьез хотел продать ранчо: плюнуть и податься куда глаза глядят, чтобы ничто не напоминало ни папу, ни Молли. Но потом передумал. Мне вдруг стало нравиться, что здесь все говорит об отце. Отвратительно чувствовать, что неподалеку Молли милуется с Эми, но бегать от них — жалкая трусость. Раньше я никогда тщательно не оценивал наши земли, землей занимался отец. Но теперь она мне нравилась.
Я перестал думать об отъезде, но о том, как мне тут жить, пришлось крепко призадуматься. Я понимал четко — я не отшельник. Останься я дома в одиночестве, — через месяц окочурюсь от тоски. Получалось, что единственный выход — жениться на Мейбл. Девушек лучше, чем она, в графстве уже не оставалось, а мне казалось, что я смогу с ней поладить. Она будет благодарна, что я взял ее в жены, и не издаст ни единого писка в ближайшие пятнадцать лет.
Когда вернется Джонни, я найму его в помощь. Было бы неплохо прикупить еще кусок земли, если удастся. Довольствоваться тем, что я получил в наследство, — заурядная леность. Правда, Мейбл и Джонни не сильно любят друг друга, но я рассчитывал, что это сгладится, когда мы поженимся, и Джонни прекратит свои попытки залезть ей под юбку.
Я не замечал, как наступает вечер, пока вдруг не обратил внимание на отражение луны в корыте с водой. Дом казался таким неприветливым, что я оседлал Денвера и отправился в Талию, даже не поужинав.
Заглянув в окно с галереи пансиона, я увидел, что Мейбл еще не ложилась. Она сидела и штопала стеганое одеяло. Мне стало ее жалко. Когда я постучался, она накинула халат и открыла дверь.
— О, Гид, заходи, — сказала она. — Я только что думала о тебе. Ты какой-то понурый, — добавила она. — Хочешь горячего шоколада?
