А потом, поздним утром в понедельник, ко мне на поле прискакал Джонни, свернув по пути на Дальнее пастбище. Он остановился в стороне, и конь его нерешительно перебирал ногами. Я махнул, чтобы он подъехал поближе. Мне все равно уже осточертело ломать ноги по комковатой земле. Джонни спешился, и мы присели у плуга.
— Ты не засох от работенки? — спросил Джонни.
— Нет, я ее обожаю, — сказал я. — Всю оставшуюся жизнь только бы и пахал. А ты чего грустный?
— Наверное, из-за Молли. Если бы меня так к ней не тянуло. Если бы. А то она меня ни в грош не ставит. Обращает внимания куда меньше, чем мне бы хотелось. Что-то у нее с мозгами не в порядке.
— У нее вывихнутые мозги, — сказал я. — Что она опять учудила?
— Ничего нового, — кисло сказал он. — Прошлой ночью я скакал черт знает откуда, чтоб ее навестить. А тут, глядь, стоит автомобиль этого долбаного Эдди. Я даже заходить не стал.
— Ты их видел?
— Я заглянул в окно кухни. Он сидел и жрал коблер, а она вокруг суетилась, будто он хозяин какой.
Мне стало просто дурно. Минут десять мы молчали, в голову ничего утешительного не шло.
— Дело дрянь, — сказал я. — Уедем куда-нибудь. Не я буду, если останусь здесь пахать, пока она поит коблером какого-то Эдди. Поехали в Панхендл, покажем им всем.
— Хорошо, — сказал он. — Ты прекращаешь пахать прямо сейчас?
Я перестал пахать, поехал домой на муле и его распряг. Папа сидел у печки и ковырял мозоль на пальце. Он выглядел утомленным, но мне в этот момент было не до сочувствия.
— Папа, — сказал я, — все очень плохо. Мне осточертело тут. Мы с Джонни поедем на равнины. На какое-то время. Я надеюсь, ты в состоянии нанять работников.
— На равнины? — сказал он. — Значит, керосинщик вас выживает?
— Ничего подобного, — ответил я. — Мне жалко, что ты останешься один.
— Я, пожалуй, справлюсь, — сказал он. — Справлялся всегда.
Он собрался заявить еще что-то, поэтому я заткнулся.
— Сообщай иногда о себе, — это было последнее, что он сказал.
В тот же вечер мы уехали в Хенриетту и там наняли одного знакомого, чтобы он отогнал наших лошадей домой. Мы выпили и расслабились, а около полуночи погрузились в поезд, шедший на север.
Около часу дня мы вышли в Кларендоне. Подняв воротники, мы пошли вниз по улице, разглядывая город. Прогулка могла быть приятной, если бы нам не пришлось тащить наши седла.
Похоже, что нам повезло: мы сразу же наткнулись на конные торги. Продавалась пара сотен мустангов, пригнанных из Нью-Мексико, а вокруг них толпились десятки скотоводов. Поосмотревшись, мы заприметили птицу попроще — одного забавного старика — и спросили его, где пара ковбоев могла бы подыскать работу.
