Храбрость его граничила с безрассудством. Он считался фанатичным апологетом субординации и дисциплины, но был справедлив и, наказывая своих подчиненных за провинности, не делал никакой разницы между офицерами и солдатами. Офицеры во вверенном ему «хозяйстве» не пользовались привилегиями. Скорее, наоборот. Поэтому солдаты Городиша любили, несмотря на то, что служить под его командованием было нелегко.
Шестидневная война стала его звездным часом. Десять египетских моторизованных бригад разбила бронетанковая дивизия Таля, и большая часть из них была раздавлена гусеницами танков Городиша. Седьмая бронетанковая бригада, которой он командовал, наголову разбила противника под Эль-Аришем и Рафияхом и первой прорвалась к Суэцкому каналу.
«Солдаты, — писал тогда Городиш в приказе по бригаде, — вы взглянули в лицо смерти, и она опустила глаза…»
37-летнего полковника сравнивали с американским генералом Паттоном и даже с Иехудой Маккавеем. Его называли «секретным оружием Израиля». Мы ведь ни в чем не знаем меры! Сначала бессовестно захваливаем, потом бесстыдно казним…
Сам Даян прикрепил к гимнастерке Городиша Знак отличия за доблесть и, поцеловав его, сказал: «С такими офицерами, как ты, мы непобедимы».
И до рокового октября 1973 года карьера Городиша шла по накатанным рельсам. За два месяца до Войны Судного дня Городищу присваивают звание генерал-майора и назначают командующим Южным военным округом вместо ушедшего в запас Шарона.
Тогда и произошел эпизод, который Городиш не раз вспоминал потом.
Новый командующий округом отправился в инспекционную поездку к Суэцкому каналу. Вдруг из-за песчаного бархана к джипу рванулись трое египетских парашютистов и вскинули автоматы…
Городиш не любил «узи». Его личным оружием был крупнокалиберный «томми», как собачонка лежавший сейчас у ног хозяина. С опозданием увидел врагов и пулеметчик командующего. Надежды не было. Но в самую последнюю секунду сидевший рядом с Городищем лейтенант Цвика Ледерман издал радостный вопль и замахал руками, приветствуя египтян, как близких друзей, внезапно появившихся после долгой разлуки. Изумленные парашютисты на мгновенье застыли. Этого было достаточно. И пулемет, и «томми» Городиша заговорили одновременно…
Городиш жалел потом, что этот эпизод не закончился иначе. Погибни он тогда, не пришлось бы ему до самого дна испить чашу горечи…
У каждого человека есть свой потолок. Городиш мог командовать батальоном, полком, бригадой. Дивизией, наконец. Но не фронтом.
