Великолепно сложенный, с широкой грудной клеткой и длинными руками, Чарльз идеально подходил для бокса, и даже стал чемпионом какого-то штата в легчайшем весе. Успешно окончил колледж. Впереди маячила перспектива приличной карьеры, но его душа рвалась в Советский Союз, дабы поучаствовать в строительстве лучезарного будущего.
В 1926 году эта мечта осуществилась. Вначале все шло хорошо. Власти разрешили новому гражданину СССР поступить в Ленинградский технологический институт. Он стал выступать на ринге. Одержав ряд побед, получил звание мастера спорта.
В 1931 году Чарльз женился на Елене Иосифовне Мандельштам. У них родился сын, которого назвали Роальдом и честь знаменитого путешественника Роальда Амундсена, весьма популярного тогда в Советском Союзе.
Но бывшему гражданину США, носящему имя Чарльз, да к тому же еврею, не суждена была спокойная жизнь. Вскоре после рождения сына он был арестован и отправлен на несколько лет в лагеря, а затем в ссылку в Казахстан.
Когда началась война, Елена Иосифовна отправила сына в Казахстан к отцу, и он, таким образом, избежал блокады.
В Ленинград Роальд смог вернуться лишь в 1947 году. После успешного окончания школы поступил в Политехнический институт. Тогда и грянула беда. Он заболел, и вердикт врачей был ужасен: костный туберкулез. От этой болезни нет спасения. Какая уж тут учеба.
* * *
Он жил в узкой и длинной, похожей на гроб, комнате на Садовой у Калинкина моста, под самой крышей. Чем не мансарда? Но ведь Ленинград это не Париж с его теплым климатом. С костным туберкулезом и астмой в таком месте жить совсем не весело.
Мебели в этой комнате почти не было. Зато были книги. Много книг. Он редко выходил из дома. Лежал в кровати и писал. Исписанные листки падали на пол, накрывая его белым саваном. Чтобы избавиться от чудовищной боли, принимал лошадиные дозы морфия, иначе не смог бы думать и сочинять. Морфий был его единственным спасением. Его руки были исколоты как у профессионального наркомана.
Да он и был им — не по своей воле, конечно. Морфий ему доставала сестра, работавшая лаборанткой в аптеке. Деньги на жизнь давала мать, отрывавшая какие-то крохи от своей жалкой пенсии. Кое-что присылал отец из Казахстана. Помогали, чем могли, друзья-художники.
Роальд Мандельштам не имел ничего общего с поэтическим дискурсом своего времени. Идеал поэта-гражданина был ему чужд. Он жил в ином измерении. Его поэзию питали родники Серебряного века и античного мира. Но именно он стоит у истоков ренессанса ленинградской поэтической школы 60-80-х годов. В его творчестве наличествовали все основные компоненты подпольной петербургской культуры за двадцать лет до ее расцвета. Вот некоторые из них.
