Может, он думал, что в искусстве писать книги есть что-то загадочное, и если уж сам Творец был писателем, то не исключено, что вся человеческая история — это Его первая книга, которую невозможно уразуметь без второй.
И, как знать, может, все существующее — искусственно, потому что доступный нашему пониманию мир — это результат того, что Он иногда занимается искусством.
* * *
Приобретя эту книгу, я долго не мог заставить себя разрезать ее страницы, ибо боялся разочарования. А вдруг интуиция меня обманула, и я найду в ней всего лишь потуги на творческую энергию, вызывающие такое же смешанное чувство неловкости и жалости, как обреченная любовь Квазимодо. Даже думать об этом не хотелось, но, как выяснилось, опасался я напрасно.
Я почувствовал себя феодальным синьором, воспользовавшимся своим правом первой брачной ночи, когда открыл, вернее, распечатал эту книгу, — и уже не отрывался от нее, пока не перевернул последнюю страницу. Впечатление было ошеломляющим. Нет, не от художественного таланта автора, хоть он и несомненен. Сюжет и характеры его персонажей, озаренных отблеском мерцающей где-то высшей духовности, выписаны рукой твердой и уверенной. Но я не предполагал, что можно вот так, запросто, благодаря неизвестно кем написанной книге, почувствовать вдруг, что тебе понятен и близок чужой мир, где смерть — это всего лишь метафорический прорыв от одной формы бытия к другой и где человек должен вынести немало горестей, прежде чем дано ему будет разгадать истинное свое предназначение.
Неврастеники, измученные постоянным ожиданием агрессивного будущего, конформисты с вялыми чувствами, мы понимаем, почему заброшенность и опустошенность уже давно стали нашим уделом. И мы рады увидеть любой проблеск света. И нам все равно, где его источник и что он из себя представляет. Главное то, что возник все же этот проблеск — пусть случайно и ненадолго.
Такое примерно чувство оставляет книга Гойера.
В «Семилепестковом лотосе» — семь новелл. Каждая отражает духовную специфику семи стран: Тибета, Кореи, Монголии, Японии, Китая, Индокитая, Индии. Осведомленность автора во всем, что касается нравов и религий Востока, настолько уникальна, что веришь ему безоговорочно. Видимо, он провел на Востоке немало времени и хорошо изучил чуждый иудейско-христианской цивилизации мир, полный тайн и загадок.
Гойера никто не знает. Он, как колобок, ото всех ушел, выкатился куда-то за пределы литературы. Естественно поэтому пересказать сюжет хотя бы одной из его новелл. Может, тогда понятней станет читателю, чем это я так восторгаюсь.
