– Не то ты думал, – ответил Бедвик.
– Верно, я не так понял, – продолжил Пан. – Бургомистр говорил про пытку водой.
Глаза у Бедвика загорелись.
Пытка водой – это чудное изобретение Средних веков. Палач заливал в жертву через воронку воду, пока брюхо ее не раздует так, что оно того и гляди лопнет.
Заманчивая мысль – пытать водою водоноску. Пан видел: Бедвик клюнул.
– Тебе ведь потребуется больше воды? – спросил Пан.
– О да, – отвечал Бедвик. – Наноси мне еще ведер пять.
Бочек в подземелье не было. Мальчик оставил одно полное ведро. Потом исчез и вернулся еще с парой. Оставил их также и вышел снова.
Мирелла наблюдала за ним, никак не постигая его задумки. Пан торопился, невзирая на хромоту. Бедвик ожидал, сидя в углу. Он старался хранить самоуверенный вид, но клевал носом. Его одолевали частые обмороки.
Наконец Пан принес последнее ведро.
Он нарочно оставил его поближе к прутьям Миреллиной клетки. И пристально, с нажимом, глянул на юницу, прежде чем захромать прочь.
Мирелла подошла к решетке, косясь на Бедвика.
Тот вдруг очнулся. Видя, что узница стоит у самых прутьев, он схватился за топорик и связку ключей. Мирелла не медля просунула руки сквозь прутья и запустила их в ведро. Достигши дна, она сжала в пальцах флейту. Пан нашел ее в кормушке и схоронил в последнем ведре.
Мирелла поднесла флейту к губам и для начала дунула с силой, дабы выгнать воду. Раздался влажный, мощный звук.
Бедвик замер в испуге, глаза его округлились так, что не стало видно век.
Мирелла завела резкий, недобрый наигрыш, сочащийся ее злостью. То была дикая плясовая, в которую ноги идут против воли. Бедвик, дрожа, выпустил топор. Он чувствовал, как ступни его движутся сами собой. Колени гнутся и бьются друг о дружку. Тело его будто раскололи надвое в пояснице. Ноги больше не слушались. Круженье их увлекало его торс, так что он никак и не мог противиться.
Мирелла всё играла. Зрачки ее потемнели. Ноты ускорили свой бег. А с ними – и водоносовы ляжки. Бедвика била дрожь, он весь взмок. Грудь вздымалась, тщетно ища воздуху. Тело его, хворое, недужное, столь тяжко страдало от невольной пляски, что водоноса вырвало прямо на себя.
Мирелла глядела на него. Она видела, что может загнать его так до смерти. И ее передернуло от гадливости. Она кончила играть, выдув мощную ноту, вроде той, которой уложила она Гастена, чтобы взять его платье. Бедвик рухнул наземь без чувств. Вновь воцарилась тишина. Мирелла навалилась на прутья и плеснула воды на лоб.
