Однако всего чуднее было то, что эти тонкие вопли звучали весельем. И перемежались хохотом.
В бедной части города дети захватили одну особенно крутую улочку. Обыкновенно она запружена была тряскими возками: их вели хлопотливые купцы и ремесленники. В сутолоке они нещадно толкали мальцов, дерзнувших сунуться под ноги. Ныне же путь детям был открыт. Они ускользнули из-под надзора дрожащих по спальням родных. Повыползали из домов, в счастливом предвкушении потех, которым могут наконец предаться вне стен: веселой беготни и общих игр. Вся улица – для них.
Они передавали друг другу доску на колесиках. По очереди садились на нее верхом, а самые смельчаки ложились на живот. И скатывались по улице вниз: волосы по ветру, восторженный визг. Один сверзился на всём ходу, ободрав бока, – товарищи тут же подбежали, подняли его, похлопали по спине, и вот он уж смеется оттого, что хоть в земле да крови, но жив-живехонек.
Мирелла стояла и издали следила за их забавами, потешаясь ребячьим проказам. Незнакомец в черном тут не появлялся.
* * *
В день святого Намфазия[7] Гастен начал воплощать свой замысел. Он затребовал огромные бочки и расставил их по всему Гамельну. Затем позаимствовал у Миреллы ведра. Вместе они натаскали в бочки воду и плотно закрыли их крышками, придавив камнями.
Затем Гастен попросил сирот-близняшек уделить ему сушеного мяса и соли. Мясо нарезал он на крохотные куски, посолил изобильно. И разбросал эти яства по всему граду.
За день мясные куски исчезли: крысы тотчас сожрали их. Три дня Гастен проделывал то же самое, внимательно поглядывая на небо. Нельзя было, чтобы пошел дождь. По счастью, ни пятнышка не тронуло небесную синь. Наутро четвертого дня Гастен взялся за дело.
Мирелла шла за ним следом. Он подступил к первой бочке. Откинул крышку и похлопал ладонью по воде. Истерзанные жаждой крысы тут же ринулись к ней. Трещины домов и сточные желоба словно изрыгали черных тварей: все они спешили к бочке. Крысы взлезали по ее бокам, перегибались через край. И с лютым писком срывались внутрь. Сзади напирали другие. Так все грызуны попадали в бочку. Когда же стала она полна черных мокрых спин, барахтавшихся что есть мочи, Гастен водрузил крышку на место. Он опечатал бочку со тщанием и через узкое отверстие в крышке долил воды по самый верх, потопив угодивших в западню крыс. Сие проделал он в каждой части города.
Всякий раз при этом он вынимал тамбурин и, барабаня в него во весь дух, оглушительно кричал:
