«Депутат Маскулен предсказывает, что предложение будет принято тремястами сорока двумя голосами».
Знатоки дела верили этим предсказаниям, как откровению, так как Маскулен редко ошибался, да и то самое большее на два-три голоса.
Он не являлся членом никакой комиссии, не председательствовал ни в одном комитете, однако его боялись больше, чем лидера любой крупной партии.
Около полудня у Мегрэ появилось желание пойти позавтракать в «Камбалу», хотя бы для того, чтобы поближе взглянуть на человека, знакомого ему только по официальным церемониям.
Маскулен, холостяк, хотя ему уже перевалило за сорок. Никто не слыхал, чтобы у него была любовница. Не видели его ни в салонах, ни в театрах, ни в ночных кабаре.
Голова у Маскулена длинная, костистая; уже в полдень кажется, что он небрит. Одевается он плохо. Вернее, не обращает внимания на одежду; ходит всегда в неглаженом костюме, свидетельствующем, что чистоплотностью его хозяин не отличается.
Почему-то Мегрэ казалось после рассказа Пуана, что Пикмаль и Маскулен — люди одного типа.
К холостякам он питал недоверие: это люди, не имеющие никаких привязанностей.
В конце концов, он решил не ходить в «Камбалу», так как это могло выглядеть как объявление войны, и направился в пивную «Дофин». Там он встретил двух коллег, с которыми мог хотя бы часок поговорить о вещах, не имеющих отношения к отчету Калама.
Одна из дневных газет подхватила тему «Глоба», интересуясь, правда, более осторожно, завуалированно, что же в действительности происходит с отчетом Калама. Один из ее сотрудников пытался взять интервью у премьера, но не смог к нему прорваться.
Имя Пуана не упоминалось, так как строительством санатория непосредственно ведало министерство здравоохранения.
В три часа в кабинет Мегрэ постучали. Вошел Лапуэнт. Вид у него был озабоченный.
— Есть новости?
— Ничего определенного, патрон. Пока только одни предположения.
— Расскажи подробно.
— Я делал все, как вы советовали. Вы мне скажете, если я допустил где-нибудь ошибку. Сначала позвонил в Школу дорог и мостов. Сказал, что я кузен Пикмаля, Приехал в Париж, хотел бы его повидать, но не знаю его адреса.
— И тебе сообщили адрес?
— Тут же. Он живет в гостинице «Бэрри» на улице Жакоб[3]. Скромная меблирашка комнат на тридцать; хозяйка сама убирает, а хозяин сидит за конторкой. Я пошел домой, взял чемодан, чтобы предстать перед хозяином под видом студента, как вы мне советовали. Мне повезло — одна комната была свободна, и я снял ее на неделю. Около половины одиннадцатого я спустился вниз и остановился у конторки поболтать с хозяином.
