На обратном пути в Ясную Поляну они встретили печального Толстого. Крестьянин, которого они навещали накануне, скончался. Толстой прокомментировал это так: «Минувшей ночью больной человек пережил опыт, который все мы переживем в свое время. Сегодня он мудрее нас, ибо уже точно знает, что будет после смерти»53. Впрочем, в загробную жизнь Толстой верил едва ли. «Жизнь или дух для него вечны, но сознание индивида – нет», – подытожила Стокгэм54. Здесь в Бимиш пробудился спиритуалист. Доказательством загробной жизни может служить фактическая возможность общения с ушедшими! Толстой мягко отверг ее аргумент: если души продолжают существовать, зачем им оглядываться назад и искать контакты с миром, который они покинули?
Софья Андреевна убеждениям поддавалась легче. Во время совместных прогулок Бимиш проявляла большой интерес к детям Толстых. Софья Андреевна не упоминала о четверых, умерших в младенчестве, однако шведка о них знала. Как только она вошла в гостиную, она заметила их в виде ангелов, круживших вокруг Софьи Андреевны. Они защищают свою мать в этой жизни и встретят ее на пороге иной. Бимиш нашла, что Софья Андреевна «от Бога наделена какой-то святостью добродетельной и духовным даром»55. У Стокгэм подобные речи вызывали улыбку, но Толстой вполуха шведку слушал. Возможно, в некоторой мере и спиритуализм может служить подтверждением универсальности религиозных преобразований?
В своей небольшой книге, рассказывающей о встрече с Толстым, Хульдине Бимиш умалчивает о темах разговоров, которые велись в Ясной Поляне на протяжении двух дней. Но отмечает, что все гости и члены семьи имели право на собственное мнение: «Он возражает, но как благородный человек, который никогда не покажет свое превосходство»56. Толстой выслушивал и давал оценку мыслям других, прежде чем излагать собственные, казавшиеся подчас «немножко преувеличенными взгляды».
После обеда у Толстого была назначена встреча километрах в двадцати от Ясной Поляны. Стокгэм села в коляску вместе с Марией и ее кузиной. Толстой ехал рядом верхом. Разговор в пути продолжился. Толстого интересовали американские социальные отношения. Существуют ли какие-либо религиозные секты с радикальным взглядом на вопросы мира? О квакерах он знал, но то, что их роль теперь столь незначительна, вызвало у него удивление. А как обстоит дело с унитаристами, христианской наукой, последователями Сведенборга и прочими сектами? Услышав, что для большинства религиозных движений Америки «ненасилие» остается периферийным вопросом, Толстой испытал разочарование.
