Пластическая хирургия с изнанки. Медицинский роман-откровение | страница 10
Под руководством Владимира Алексеевича я проводила анатомические исследования, написала две статьи и смогла проникнуть в святая святых — его операционную. Рабочий день хирурга длился с десяти утра до десяти-одиннадцати вечера. И все это время я стояла у него за спиной и смотрела, училась бережной работе с тканями, владению инструментом, удивлялась волшебству, до которого была допущена. Я не выходила есть, не выходила даже в туалет, потому что боялась, что меня могут не пустить обратно.
Так прошло три года. Я училась в медуниверситете, по вторникам ассистировала в ожоговом центре, по средам ходила в Институт пластической хирургии и косметологии сначала смотреть, а потом уже ассистировать профессору, а по пятницам препарировала в секционном зале. В нашей стране, окончив медицинский вуз, вы не можете работать врачом, так как необходимо получить более узкую специализацию. Поскольку специальности «пластическая хирургия» тогда еще не было, я планировала пойти в ординатуру по челюстно-лицевой хирургии: мне казалось, это ближе всего к профессии моей мечты.
«Надо идти в ординатуру по общей хирургии», — отрезал Владимир Алексеевич, когда я робко спросила его совета. Такого поворота событий я не ожидала, ковыряться два года в кишках и их содержимом у меня не было никакого желания. Однако ослушаться не посмела: кому как не ему лучше знать, как стать пластическим хирургом. Впоследствии я не раз убеждалась в дальновидности и правильности его слов.
А дальше были два года ординатуры по общей хирургии в 55-й городской больнице. Это была моя армия. Были и гауптвахта, и муштра, и сифонные клизмы по колено в кишечном содержимом, и, конечно, безответная и светлая влюбленность в своего учителя, которому на тот момент было около 35.
Когда я в первый день шла на работу, мой однокурсник, который ходил на дежурства в это отделение, сказал: «Постарайся чаще дежурить с городскими врачами — они дают ассистировать. Там есть один очень классный хирург, фамилия у него то ли Граф, то ли Барон, не помню точно. Постарайся попасть к нему».
Войдя в ординаторскую, я приветливо поздоровалась со всеми присутствующими. Они рассматривали меня, я изучала фамилии на бейджах. Переведя глаза на крупного мужчину, сидящего за столом перед горой историй болезни в халате на голом торсе, я опустила взгляд на его бейдж и громко расхохоталась: «ГЕРЦОГ Андрей Андреевич».
Хирургия — специальность, насквозь пропитанная мужским шовинизмом. Я поняла это с первого же дня появления на кафедре экспериментальной и клинической хирургии, когда увидела пять хирургов, высунувшихся из ординаторской поглазеть на меня. Как оказалось, я была первой особью женского пола за всю историю кафедры. На обучение меня, конечно, приняли, краснодипломница как-никак, но хирургии меня никто учить не собирался. Мне ясно дали понять, что моя задача — «писать истории, печь пирожки и мыть чашки», а в операционной делать нечего. Попытки указать на равные права с мужчинами натыкались на стену едких шуток и пошлых комментариев. Но последней каплей моего терпения стал смачный шлепок по заднице, который мне отвесил один из кафедральных профессоров. Вот тут моя внутренняя феминистка взбунтовалась! Я перестала приносить домашнюю еду на работу, чтобы не баловать коллег. Их некогда белые чайные чашки покрылись толстым темно-коричневым слоем чайного осадка, а посуда в раковине копилась весь день — я просто прекратила ее мыть. Мужское население мне отвечало не менее «достойно»: отлучением от операционной, бойкотом и перевязками самых сложных пациентов.