— Возможно… Впрочем, я пока не уверен. Антуан Батийль очень любил записывать разговоры на улицах, в ресторанах, кафе. Для него это были человеческие документы. Жил он довольно одиноко и по вечерам частенько выходил на охоту за ними, главным образом в густонаселенные кварталы. Вчера он начал с ресторана на бульваре Бомарше, где записал обрывки семейной сцены. Потом отправился в кафе на площади Бастилии; вот, что он там записал.
Мегрэ протянул листок следователю; тот нахмурился.
— Довольно подозрительно, не так ли?
— Очевидно, речь идет о встрече в четверг вечером у какого-то дома в окрестностях Парижа. Хозяин постоянно там не живет: видимо, приезжает в пятницу и уезжает в понедельник.
— Верно. Это следует из текста.
— Чтобы убедиться, что вилла будет пустой, шайка послала туда для наблюдения двух человек — тех, что сменяли друг друга. С другой стороны, я знаю, кто такой Мимиль, и у меня есть его адрес.
— В таком случае…
Казалось, следователь хотел сказать, что дело в шляпе, однако Мегрэ был настроен менее оптимистично.
— Если это та шайка, о которой я подумал… — начал он. — Вот уже два года происходят ограбления богатых вилл в то время, когда их хозяева оказываются в Париже. Почти всегда воры забирают картины и ценные безделушки. В Тессанкуре они не взяли два полотна, которые были копиями, что наводит на мысль о…
— Знатоках.
— Одном, во всяком случае.
— Что же вас беспокоит?
— Эти люди до сих пор не убивали. Это не в их стиле.
— Однако то, что случилось вчера вечером…
— Предположим, они заподозрили, что магнитофон был включен. Им не составляло труда выйти вслед за Антуаном Батийлем, к примеру, вдвоем. Когда они оказались в пустынном месте, вроде улицы Попенкур, им оставалось лишь наброситься на него и отнять магнитофон.
— Это верно, — невесело вздохнул следователь.
— Такие грабители убивают редко, только когда их положение становится отчаянным. Эти работают уже два года, и мы не можем их поймать. Мы понятия не имеем, как они сбывают картины и предметы искусства. Тут нужна хорошая голова, человек, который разбирается в живописи, имеет связи, дает наводку, распределяет обязанности и, быть может, даже сам принимает участие в ограблении. Такой человек, увы, существует, и он не дал бы сообщникам пойти на убийство.
— Тогда что же вы думаете обо всем этом?
— Пока ничего не думаю. Действую наощупь. И, разумеется, иду по следу. Двое моих инспекторов наблюдают за лавкой рамочного мастера по прозвищу Мимиль. Третий роется в делах в поисках человека тридцати пяти лет с густыми темными бровями.
