– Одеваться ты не умеешь, – сказала она. – Вместо причёски чушь какая-то. Одним словом – dodeek. Зачем я вообще к тебе подсела?
Альберт непонимающе улыбнулся.
– Не будь я пьяной и накуренной – никогда бы к тебе не подсела, – сказала она. – Ни-ког-да!
Только тогда Альберт вспомнил, что видел её пару раз на основах эмпатологии. Ни имени, ни чего-либо ещё о ней, он, конечно, не знал, но припоминал каре.
– Ну, видел и видел, – пожала плечами Zabava-Лин. – Я тебя тоже, допустим. Золотой мальчик, заучка. Ты первый раз накурился и залипаешь, но может быть уже пойдём пройдёмся куда-нибудь?
– Что?
Лин закатила глаза и взяла его за руку.
– Пойдём!
Великолепная ночь. С одной вечеринки они пошли на другую, а потом ещё на одну. Все как в тумане, тут и там особо яркими вспышками всплывали особые, дорогие сердцу воспоминания. Одно из них – нелегальный фанейротим. Они попробовали его где-то в парке за пределами кампуса, уже под утро: оба валились с ног.
Лин сделала глубокий вдох из самодельного испарителя и закашлялась, приложив руки ко лбу.
Альберт уже знал, что такое фанейротим, потому что и в самом деле считался лучшим студентом курса – его допускали к практике.
Он ожидал точно таких же ощущений, как от настоящего фанейротима, но всё оказалось иначе.
– Больно!
– Тихо, чтоб тебя. А то ещё прибежит кто. Сейчас пройдёт.
– Почему-так-больно-то?!
– Потому что он разбодяженный, смешанный. Потерпи.
Удовольствие, не такое стерильное и ровное, как от настоящего фанейротима растеклось по легким. Оно переливчато играло в груди. Альберт заметил, что вместо пылинок в его стекловидном теле теперь плавают контуры каких-то детских картиночек и сообщил об этом Лин.
– Конечно. Мы всю ночь отжигаем. Визуалы из-за усталости.
Она придвинулась к Альберту ближе, но он не сразу это заметил. Она положила руку ему на пах. Альберт удивлённо посмотрел на Лин. Та сосредоточенно расстёгивала ему ширинку.
– Что? – на секунду прервалась она, увидев его взгляд. – Трезвой никогда бы к такому dodeeku не подошла. Радуйся.
Она говорила, как и всегда: твёрдо, уверенно и ядовито. Но в её карих глазах Альберт видел что-то более глубокое, нежное, ласковое, тёплое. Такое же, как вкус ее губ.
А потом Альберт проснулся на самом интересном месте, будто подросток.
Всё наслаждение мгновенно схлынуло прочь.
Альберт снова остался один на один с мраком, который совсем не ослаб, а даже наоборот, усилился, вопреки приятному сну.
Он только яснее увидел контраст между тем, что было раньше и нынешним положением дел. Контраст между молодостью и зрелостью, между расслабленностью и напряжением, между беззаботностью и чувством беспомощности.
