Раздался характерный хлопок. Разлом закрылся.
Моё сердце замерло и похолодело. Я разжал руки. Чарли упал на камни.
– Чёрт! Чёрт! Чёрт! – завопил я и рванул вперёд. Но вместо того, чтобы оказаться в Арабелле, я поскользнулся на дождевой воде и рухнул на спину.
То, что случилось, было неудивительно, разлом всегда закрывается, как только сквозь него проходит тот, для кого он был открыт.
«Сопровождающий должен пройти первым и только за ним умерший!» – всегда напоминал мне Лев.
– Он просил задержать мальчишку. Он сам попросил меня! – тихо повторял я, лёжа на холодной земле, закрывая лицо руками. Я пытался сам себе объяснить, почему забыл главное правило в самый важный момент.
Я с ужасом начинал осознавать, что совсем один застрял в Морисе, в пропитанном ужасом и холодом городе.
– Ты останешься здесь? – спросил Чарли, подползая ближе ко мне.
Я не ответил, а только поморщился от этой мысли.
– Мне жаль, что твой отец сделал это с собой, – сказал я, решив, что Чарли всё-равно куда хуже, чем мне. – Это нечестно, но мы должны были забрать его. По-другому не бывает.
Волосы Чарли были такого же чёрного цвета, как брови его отца, а кудри настолько упругими, что продолжали виться даже под дождём. Я смотрел на него и думал, что, вероятно, за всю жизнь, я не видел человека несчастнее, чем он. Мне было жаль себя, застигнутого в капкане Мориса, но всё же сочувствие этим чёрным глазам взяло верх.
– Там ему будет лучше, чем здесь, – сказал я.
Чарли недоверчиво сощурил глаза.
– Это невозможно, – ответил он уверено. – Там нет нас.
И я поверил ему, хотя сам никогда не испытывал таких к людям чувств, что были бы сильнее, чем моя любовь к Арабелле.
– Чарли, я не мог пустить тебя туда, ты же понимаешь.
Он промолчал и медленно поднялся на ноги.
– Тебе некуда идти, так ведь? – спросил он и протянул мне руку. Я не ответил, замерев в недоумении.
– Я Чарли, мне четырнадцать. Ты находишься в моем родном городе, в Морисе. Мой отец повесился, так что, получается, теперь я за старшего. Можешь пожить, пока толстяк за тобой не вернётся. Будешь спать на отцовском месте.
Я встал.
Я смотрел на мальчика сверху вниз и уже тогда осознавал, что запомню этот момент на всю оставшуюся жизнь. Кудрявый малыш Чарли вдруг из крикливого ребёнка превратился в мужчину со строгим выражением лица, твёрдым голосом и храбрейшим сердцем.
Он сохранял такое же спокойствие в словах и движениях, когда мы вместе снимали первое тело Симона с петли у окна на лестничном пролёте, и когда сжигали не его ночью за домом.
