– Я люблю тебя, малыш.
Глаза Джека кричали о чём-то, но сам он оставался нем.
Затем она, уже без слов, обняла братьев и повернулась ко мне.
Все её движения были резкими и торопливыми, будто она боялась, что Бог не станет ждать и исчезнет.
– Иванна, детка, будь храброй.
Она обняла меня с такой силой, будто я была её любимой дочерью.
– Не забывай о главном.
Ева обернулась к Селвину, Он взял её за руку и они оба беззвучно растворились в воздухе.
И снова стал слышен треск костра и шум деревьев, будто не было никогда ни Евы с огненными волосами, ни встречи с Богом.
Среди нас поселилось молчание. Мы молчали о Еве, о таком внезапном её уходе, о том, как неотвратимо случайны все встречи и расставания, и о том, как велик и ужасен тот, кто на самом деле стоит за каждым поворотом судьбы.
Никто из нас за всю ночь не сомкнул глаз. Её уход случился в одно мгновение и поселил во мне дрожь, которую я сжимала и прятала глубоко внутри ещё много дней.
Мы шли на запад тёмными тропами через густой лес. Деревья наверху сплетались широколистной кроной и прятали нас от солнечного света. Элвис и Оливер почти не говорили о Еве. Вели себя, будто всё случилось лучшим образом. И только Джек в силу своей экспрессивной натуры не мог сдержать тоски.
– Я остался сиротой, мне было только два года тогда, – еле слышно сказал он, когда мы прижались друг к другу спинами, собираясь провести так очередную холодную ночь в лесу. – И она забрала меня к себе. Ева. И растила меня, как сына.
– Я не знала этого, Джек, – ответила я. – Мне жаль.
– Я не могу спать, понимая, что больше не увижу её.
– Она в лучшем месте, с Отцом. Я уверен, она ждёт встречи с тобой, – прозвучал низкий голос Элвиса, который сидел с другой стороны костра и следил за огнём.
– Элвис ничего не понимает, – ещё тише сказал Джек. – Я хочу точно знать, что увижу её. Ещё хотя бы однажды.
– Мы все сильно её любили, Джек, не ты один, – грубо отозвался засыпающий Оливер.
Тогда Джек больше ничего не ответил, и только я чувствовала, как он вздрагивает во сне. И от его страданий моя радостная, восхищенная Арабеллой душа, с каждым днём всё глубже погружалась в некую вязкую темень.
