Все эти мысли крутились в моей голове, пока мы спускались по лестнице.
– С тобой можно и поговорить, и помолчать, – доверчиво сказала девушка. – Ада намного старше, деду не обо всем расскажешь, да он и… тихушник еще тот! Я же видела, как дед обрадовался, стоило мне заговорить о разводе! Он не одобрял моего выбора… Но свекровь… Она меня просто взбесила! Говорит этим своим противным сюсюкающим голосочком: «Не разводись пока, милочка, не порть Эдичке карьеру!» О, как же мне хотелось ее посла-ать… Слушай, а ничего, что я на «ты»?
– В самый раз, – улыбнулся я.
Во дворе было тихо и холодно. «Волга» тускло поблескивала округлыми боками, отражая свет из окон – опять забыл укрыть брезентом. Отперев дверцу, я галантно придержал ее для пассажирки.
– Мерси! – Лида не сумела соблюсти утонченность – бухнулась на переднее сиденье, подбирая полу дубленки.
Погоняв мотор «Волги», я выехал со двора, поглядывая, не отсвечивает ли где бледно-оранжевым.
– А ты где живешь?
– В «красном доме» на Строителей. Это с Ленинского направо! Или налево? Я покажу!
Стрелка спидометра не дотягивала даже до разрешенных шестидесяти – мне не хотелось спешить, не хотелось обрывать нечаянное знакомство с прелестной девушкой.
Видеть напротив тонкий живой профиль, угадывать улыбку в полутьме салона, слышать нежный голос – от всего этого прибавлялось желания жить и подольше оставаться молодым.
– Дед у тебя получился просто здоровски, – оценила пассажирка, – прямо как у Рафаэля или Леонардо! Только без театральных поз, всё естественно, как остановленное мгновенье!
– Осторожнее, Лидочка! – из меня вылетел смешок. – Я же за рулем, а глаза зажмуриваются, как у довольного кота!
Девушка рассмеялась, и я тут же воспользовался моментом.
– Юрий Михайлович как-то предлагал мне написать твой портрет. И сейчас я понимаю, до чего же он был прав…
– Комплимент весьма замысловат! – смешливо фыркнула Лида.
– Попозируешь мне? – задал я прямой вопрос.
– По-по-зирую… – пропела девушка.
– В субботу? В обед, пока солнце?
– Ладно, ладно!
Проехав Крымский мост, я выбрался на Ленинский проспект, хотя в Замоскворечье почти не бывал. Прямая и широкая трасса будто взывала: «Гони!». Машина чуток ускорилась.
Фонари, витрины, фары рвали полутьму в салоне, свет и тени каждую секунду складывались иным узором, как в калейдоскопе. Вот качавшиеся лучи выбелили девичье лицо бледным сиянием, вот ударили сбоку, засвечивая няшный силуэт, вот скользнули по пышной волне каштановых волос, и пряди заиграли медью.
