Одержав победу над туловом, я пообещал ему регулярные занятия физкультурой и спортом, после чего продолжил личный досмотр. Перерыв все полки и ящики в шкафу, удалось обнаружить двести пятнадцать рублей налички, два билета – военный и комсомольский, и даже диплом о неполном высшем. Оказывается, мой реципиент не просто со склонностями к рисованию – он почти три года проучился в «Репинке»! На факультете живописи!
За шкафом покрывался паутиной давно заброшенный фанерный планшет, а в ящике стола валялась коробочка рисовального угля, перекатывались толстые «карандаши» красной сангины, замшевые растушки… Послед пропитого таланта.
– Ну, ты и балбесина… – покачал я головой.
– Это ты кому? – последовал ехидный вопрос.
В дверь заглядывала хорошенькая нимфетка лет тринадцати или постарше. В простеньком платьице, с полурасплетшейся косичкой, она напоминала юную пионерку из черно-белого кино. Вырастет – красавицей станет. Да и сейчас ничегё…
– Это я себе… Лиза.
Нимфетка хихикнула и вошла, не осматриваясь и не смущаясь, на правах давней знакомой.
– А ты где был? – прищурившись на мою солдатскую прическу «под ёжика», измыслила гипотезу: – В Ка-Пэ-Зэ?
– В больнице отлеживался! – забурчал я, пройдясь пятерней по русым всходам. – Отбуцкали меня под Новый год. Представляешь?
– Кто? – выдохнула Лиза, округляя и ротик, и глаза.
– Понятия не имею, – пожал я плечами, на ходу сочиняя «легенду». – Так по голове настучали, что память отшибло! Не помню даже, кто тут где живет. Тебя, вот, одну вспомнил, да и то… Мы с тобой… Давно ты меня знаешь?
– Всегда! – рассмеялась нимфетка, но тут же осеклась. – Что, совсем-совсем ничего не помнишь?
– Да так, местами, – понурился я.
– Ну, прям кино! – воскликнула Лиза. – А-а… – она чуть покраснела. – А как меня обещал поцеловать, когда вырасту, тоже забыл? И что я тебе тогда сказала?
– И что ты мне тогда сказала? – спросил я с интересом.
– Сказала, что сама тебя поцелую… – с вызовом ответила девушка. – …Если от тебя вином пахнуть не будет!
– Не будет, – качнул я головой. – Бросил.
– Правда?
Устыдившись порыва, Лизавета заозиралась, придавая голосу нарочитую беспечность:
– А ты что, порядки наводишь? Давай, помогу?
– Давай! – обрадовался я. – А то у меня ни ведра, ни тряпки, ничего!
– Щас я!
Пять минут спустя я мёл, отскребал, выносил бутылки, а нимфетка мыла, протирала – и загружала мою память.
– Мы с мамой напротив живем, – тараторила она, выжимая тряпку, – у нас тоже маленькая комната, как у тебя. Маму мою ты звал… тьфу! Зовешь тетей Верой, а меня то Лизой, то Лизаветкой… За стенкой дед Трофим живет, он ученый… был, пьет сильно. Все его раньше «паном Профессором» дразнили, а сейчас – «Доцентом». Вы с ним… тоже, ну… выпивали.
