Блокада Ленинграда многократно и разносторонне описана. Лучшая книга, с моей точки зрения, объемистый том (более 600 стр.) американского журналиста Гаррисона Солсбери “900 дней”, на немецком языке она вышла еще в 1970 году (ее-то и прислал мне автор с торжественной, но теплой надписью); несколько лет назад она опубликована и на русском.
Моя двоюродная сестра Ида, родившая перед самой войной дочь, не хотела своевременно эвакуироваться с заводом своего мужа, воевавшего на Ленинградском фронте. Она все надеялась (тщетно): вдруг ему удастся заскочить домой, — если бы трамваи ходили, это не было бы проблемой, фронт ведь проходил на окраине города. Когда же “буржуйка” проглотила все стулья и книги (последней был огромный фолиант гётевского “Фауста” в роскошном кожаном переплете) и девочка таяла на глазах, сестра решилась на эвакуацию, но было поздно: истощенный ребенок в дороге умер. Сестра угодила в местность, вскоре оккупированную. Долгие месяцы она пряталась в подвале, не решаясь выглянуть наружу. Под впечатлением ее рассказов (она при первой же возможности вернулась в Ленинград) меня долго мучил один и тот же кошмар: я сижу в канализационном люке, пытаюсь сдвинуть крышку, вот-вот мне это удастся, уже пальцы ухватились за край — и тут на них наступает тяжелый сапог, я в ужасе просыпаюсь, всегда на этом месте. Поверьте, это не литературная выдумка.
По официальным данным, в Ленинграде от холода и голода погибло около (или более) миллиона человек. Замерзшие трупы лежали прямо на улицах, штабелями громоздились в парализованных трамвайных вагонах — если полуживые родственники были еще в силах их втащить туда. Кто уж обращал внимание на предупреждения: “Граждане! При артобстреле эта сторона наиболее опасна”. (Некоторые из них сохранились по сей день, под ними лежат цветы; моя австрийская подруга привезла мне из Петербурга фотографию.) Наш милый старшина решил в Женский день 1942 года нас развлечь и прокатить на грузовике… на Волковское кладбище. Оно было усеяно незарытыми трупами, у многих были выгрызены щеки. Если вспомнить, что кошек и собак к этому времени в Ленинграде уже не было, то…
Однажды я выпросила увольнительную, чтобы помочь сестре. Как известно, в квартирах не было не только света и отопления, но и воды. Сестра жила на Малой Посадской, то есть довольно далеко от Невы, откуда надо было принести воды. Во всей коммунальной квартире ведра не было (зачем оно в городе?), из пояска мы сделали ручку для самой большой кастрюли, и я отправилась в путь. Выстояв длинную очередь к окруженной ледяными глыбами лунке, я с трудом выволокла свою “конструкцию” с полурасплесканной водой, дотащилась наконец до подъезда и… поскользнулась. Сейчас это, наверное, смешно, а тогда даже завыть у меня не было сил.
