— Не переживай так, — попробовала успокоить его, — с Карином все будет хорошо. Имсен же сказал, к турниру он поднимется на ноги.
Вейн пропустил мои слова мимо ушей. Глухо пробормотал:
— Не могу себе простить, что не был с ним. С нами двумя они бы не справились.
— Тогда ваша маскировка раскрылась бы.
— К Хагосу ее!
Некоторое время мы оба молчали. Вейн по-прежнему сидел, расставив ноги и опустив голову, вжимая пальцы в лицо так сильно, что оставались белые следы. Карин, кажется, спокойно спал, и это была единственная утешительная новость.
— Что теперь?.. — нерешительно спросила. — Доложить старшим, пусть расследуют… Может, они сумеют определить, кто был тот целитель или маг.
Вейн покачал головой.
— Нет, — уронил мрачно, — нельзя. Если нами займется ректор — а он займется, если история дойдет до деканата, тогда нас обоих раскроют.
— Ты только что послал маскировку к Хагосу.
Вейн зло блеснул глазами.
— Есть разница — ради того, чтобы защитить кого-то, или для того, чтобы отомстить. Со вторым мы и сами справимся.
Он недобро сощурился, сжал руку в кулак, и я с замиранием сердца увидела, как его пальцы заостряются, превращаясь в кинжально-осгрые черные когти. Один из приемов ночных.
— Что ты собираешься делать?
— Не знаю. По обстоятельствам. Но одно могу сказать точно: это им с рук не сойдет.
* * *
На дворе уже стоял март, но по ночам все равно было холодно, и я зябко куталась в куртку. Шаги гулко разносились по пустынной аллее. Я несколько раз оборачивалась — возникало странное ощущение, будто это не только мои шаги, а кто-то еще идет в отдалении, но вокруг никого не было видно.
Свернув у двух сплетшихся ветвями ольх, прибавила шагу. Тут что-то вспыхнуло чуть впереди и сбоку ледяным синим огнем, и я почувствовала, как руки и ноги сводит судорогой, как они тяжелеют и перестают подчиняться. Вскрикнула, но крик застыл на губах — заморозка добралась до горла.
Из-под защиты деревьев на дорожку выпрыгнули три тени. В середине крупная, широкоплечая, с маской на лице, из-под которой блестели довольно прищуренные глаза. Вторая, слева, с такой же маской, но куда уже в плечах и меньше ростом. Справа на меня щерилась огромная черная гончая с желтыми пылающими глазами.
В сознании пронеслись слова Карина: «Иначе тебя тоже…» Вот оно что. Теперь, значит, моя очередь.
Первой прыгнула собака. Мелькнули белые клыки, мерцающая золотом слюна, вытянутые длинные уши хищно прижались к голове.
Я дернулась, но проклятая заморозка держала крепко. Сердце екнуло в предчувствии боли, едва я представила, как собачьи клыки впиваются в плоть, но заморозка внезапно спала, как будто ее снял целитель, и я на одних рефлексах метнулась вбок. Меч привычно материализовался в руке, посыпались голубые искры.
