О том, что сделал, я не говорил ни с кем из знакомых; я поменял врачей, и договорился уйти в отпуск после того, как стало слишком заметно (до этого мне удавалось отделываться шутками о количестве выпитого пива). Под конец на меня уже начинали таращиться в магазинах и на улице, но я выбрал низкий вес при рождении, и никто не мог с уверенностью определить, что я не просто страдаю ожирением. (На самом деле, по рекомендации инструкции по эксплуатации, я мог бы намеренно набрать вес до беременности; это очевидно полезный способ запасти энергию для развития плода). И если кто‑нибудь, кто видел меня, угадал правду, так что из этого?
В конце концов, я не совершал преступления.
* * *
Освободившись от работы, я дни напролёт смотрел телевизор, читал книги по уходу за детьми, расставлял то так, то эдак кроватку и игрушки в углу моей комнаты. Не помню точно, когда я выбрал имя: Энджела. Тем не менее, решения своего я никогда не менял. Я вырезал это имя на спинке кроватки ножом, представляя, что пластик — вишнёвое дерево. Я подумывал вытатуировать его на плече, но потом мне показалось это неуместным между отцом и дочерью. Я громко повторял это имя в пустой квартире, слишком долго, чтобы проверка акустики послужила бы оправданием; я время от времени брал телефонную трубку и говорил:
— Вы можете быть потише, пожалуйста! Энджела пытается спать!
Не будем искать оправданий. Я был не в своём уме. Я знал, что был не в своём уме. Я винил в этом, с прекрасной неопределённостью, гормональные эффекты из‑за секреции плаценты в мою кровь. Конечно, беременные женщины не сходят с ума, но они лучше приспособлены, как биохимически, так и анатомически, для такого состояния, как моё. Пучок радости в моем животе рассылал все виды химических сообщений в, как он думал, женское тело, так стоило ли удивляться, что я стал немного странным?
Конечно, также присутствовали и более приземленные эффекты. Утреннее недомогание (на самом деле, тошнота в любое время дня и ночи). Обостренное чувство запаха, а иногда сбивающая с толку гиперчувствительность кожи. Давление на мочевой пузырь, опухшие икры ног. Не говоря уж о простой, неизбежной, изнуряющей неуправляемости тела, которое не просто потяжелело, но изменило форму на самую неудобную, какую только я мог себе представить. Я говорил себе много раз, что я получаю бесценный урок, что, испытав это состояние, этот процесс, так знакомый многим женщинам, но неизвестный для всех, кроме горстки, мужчин, я наверняка стану лучше, мудрее. Как я уже говорил, я был не в своём уме.
