Многие гости уже ушли. Лесорубы за двумя столиками ели бутерброды и пили пиво.
— Хватит музыки! — заорал один из них. — Заткни граммофон, Эжен! Подсаживайся и пей с нами.
Хозяин встал. Скривив губы, оглядел грязное кафе, конфетти, устилавшее пол, пустые бокалы, скатерти в пятнах; глаза его блестели, как от приступа лихорадки.
Он направился к двери, и у него, по-видимому, закружилась голова.
— Сейчас приду, — чуть не падая, пробормотал он.
Адель считала бумажные деньги, складывая их в пачки и скрепляя резинками.
Тимар, усталый, опустошенный, охваченный отвращением, машинально допивал бутылку. Впоследствии никто не мог сказать, сколько времени отсутствовал хозяин.
Когда он вновь появился, то казался еще выше и шире, еще более громоздким, но был так не тверд на ногах, что движениями напоминал картонного паяца.
— Адель! — позвал он, остановившись в дверях.
Жена взглянула на него и продолжала считать бумажки.
— Доктор ушел? Скорее пошли за ним.
Долгое молчание. Потом голос:
— Где Тома? Я не вижу Тома.
Тимар поискал негра глазами, другие тоже. Гостям прислуживали лишь два молодых боя, нанятых на вечер.
— Ты нынче не в своей тарелке, — отважился заметить один из лесорубов.
Хозяин метнул на него взгляд, словно собирался задушить.
— Заткни глотку! — рявкнул он. — Понятно? Пусть придет доктор, если он не слишком пьян. Ну да мне все равно крышка. Желчная гематурия…
Тимар ничего не понял, но гости, должно быть, поняли, так как поднялись в беспорядке.
— Эжен!.. Ты…
— Оставьте меня в покое, — усталым голосом отозвался хозяин. — Пора закрывать.
Он исчез в коридоре. Где-то хлопнула дверь. Послышался стук стула, опрокинутого ударом ноги.
Адель, сильно побледнев, подняла голову. Она к чему-то прислушивалась. Гул множества голосов приближался, становился более явственным. В дверях показалась группа из четырех-пяти негров.
Тимар не понимал слов, которыми они медленно обменивались. Эти слова вырывались из глоток с большими паузами, слог за слогом.
Он услышал, как один из лесорубов, кривоглазый человек, перевел их:
— Только что нашли труп Тома. Его застрелили из револьвера в ста шагах отсюда.
Наверху раздались удары палкой. Это стучал, потеряв терпение, Эжен. Он кончил тем, что поднялся, отворил дверь своей комнаты и закричал с лестницы:
— Адель! Ты хочешь, чтобы я околел, черт возьми?..
