. На обед — селедка во всех вариантах, на ужин — копченые бараньи ребрышки с красной капустой. Никакого хеймёского — тут Джон был непреклонен, — и Карен втайне была рада запить баранину хорошим красным вином. Вечер с раздачей подарков, а потом большой пазл на кухонном столе (пока Матис украдкой играл под столом в Game Boy), большие кру́жки горячего шоколада, с изрядной порцией рома для нее и Джона, а для Матиса — с зефиром. Первый и второй день Рождества принадлежали семейству Хорнби, но сочельник — только им одним.
Родители Джона были всегда приветливы. И все же оно всегда присутствовало — ощущение, что она здесь не на месте, сознание, что она не та невестка, какой они себе желали. Снисходительные улыбки по поводу ее заметного акцента, который становился тем заметнее, чем больше она нервничала. Вежливые расспросы о доггерландских рождественских традициях, кивки и реплики вроде “удивительно естественно” и “чудесная простота”, когда она рассказывала. Деликатные переглядывания, говорившие, что вообще-то они имели в виду “примитивно” и “по-крестьянски”.
“Это все твои фантазии”, — говорил Джон, и она не возражала, пусть думает, что он прав. Не по доброте душевной, просто знала, что ничего другого он сказать не мог.
Тяжелее всего ей пришлось в первые годы, но со временем любовь свекра и свекрови к Матису сгладила самые острые углы. Отец Джона был не лишен суховатого юмора, который Карен научилась ценить, и как отставной прокурор выказывал искренний интерес к ее учебе на криминолога. В противоположность матери Джона он поддержал ее решение возобновить учебу, когда Матис подрос для детского сада, и Карен подозревала, что он замолвил за нее словечко, когда она подала на грант исследовательский проект, касающийся возможных различий в судебных решениях по изнасилованиям, связанных с экономическим развитием. Они редко соглашались друг с другом, но фактически вели очень интересные споры.
Однако позднее ни слова. Даже на похоронах наследственная учтивость не смогла заставить Ричарда и Терезу Хорнби посмотреть в глаза женщине, которая, по их мнению, отняла у них сына и внука.
* * *
С благодарностью, но и с досадой Карен отвлекается от размышлений, потому что звонит мобильник. Взгляд на часы: десять минут восьмого. Она обещала Смееду присылать ежедневные отчеты самое позднее в восемь. Или в семь? Если звонит он и сейчас начнет выяснять, я не сумею быть вежливой, успевает она подумать, доставая телефон из кармана куртки, висящей на спинке стула. С облегчением констатирует, что на дисплее вовсе не имя Юнаса Смееда.
