Без микроволновки рагу быстро не разморозишь, а Ингеборг ни за что не отпустит племянницу, не накормив ее как следует.
Карен с благодарностью принимает стакан с черносмородинным соком, откидывается на спинку дивана. Вкус первого же глотка возвращает ее в детство. Ингеборг придвигает стул, садится рядом.
— Ну, овечка моя, рассказывай. Как твои дела? Мы ведь не виделись… Боже милостивый, сколько же мы не виделись?
* * *
Карен незачем напрягать память. Она точно помнит, когда была здесь последний раз. 16 июня ровно одиннадцать лет назад. В четверг. Рано утром она и Джон с Матисом на заднем сиденье приехали на пароме из Хариджа в Равенбю и решили сперва заглянуть на Ноорё, а уж потом отправиться прямиком к ее матери в Лангевик.
Все вышло спонтанно. Ей очень хотелось, чтобы Матис пережил хоть частицу всего того, что когда-то наполняло ее лето. Хоть один денек. Прошлый раз, когда они приезжали сюда, он был совсем маленький и ничего не запомнил. Теперь ему восемь, и воспоминания сохранятся. Ей хотелось запечатлеть в памяти сына частицу своего детства. Маленький противовес всем летним визитам к родителям Джона в Суррей и поездкам в отпуск в Италию, Испанию и Францию.
Ей хотелось, чтобы Матис потрогал рукой мягкую шкурку ягненка, попробовал яйцо, которое снесено не несколько недель назад. Хотелось снять с мальчика ботинки и носки, чтобы его ноги хоть на один день забыли твердые лондонские улицы и школьные дворы. Хотелось, чтобы Матис и Джон познакомились с ее родней, собственными глазами убедились, что она говорила чистую правду о руках тети Ингеборг, таких шершавых, что они походили на рыбью чешую, и о кривоногом дяде Ларсе, которому нипочем не остановить удирающих поросят. Об Эйнаре, с большущей щелью меж передними зубами, об Одде, у которого такие рыжие волосы, что народ в поселке сомневался не только насчет того, кто его отец, но и насчет того, вправду ли брюнетка Ингеборг может быть его матерью.
И о Финне. Старшем ее кузене, у которого плечи шириной с ворота и такие же пронзительно-голубые глаза, как у нее самой. Еще ей хотелось показать им горы, чтобы они глянули на вершину Скальвета, а потом перевели взгляд на морской залив. Чтобы поняли, почему она порой говорила, что Лондон кажется ей слишком маленьким.
О том лете у нее больше воспоминаний, чем об остальной жизни. Приезд на Ноорё и улыбка Матиса, когда он положил руку на мягкую шкурку ягненка. Она помнит телефонный звонок домой и фырчанье Элинор, когда та сообразила, что они обманули ее на день и сперва заглянули к родне на Ноорё. Помнит ее радость, когда они днем позже, чем рассчитывали, наконец заехали во двор лангевикского дома. Помнит душераздирающий плач Матиса, когда следующим утром за садовым домиком его покусали земляные осы, помнит, как держала его на руках, как Джон звонил в медицинскую консультацию, а Элинор спокойно вышла в сад, нарвала ноготков, достала кусочек сахару и приложила все это к укусам.
