— Да, во всяком случае, я это так восприняла. Ведь напоследок-то сказал: увидимся завтра…
Под конец Гертруд Стууб едва внятно шепчет, во взгляде читается смятение, будто она только сейчас осознает непостижимое: никогда больше ей не поговорить с братом.
— А когда вы последний раз видели Фредрика живым?
Вопрос Карен как бы возвращает Гертруд к реальности.
— В сочельник. Он зашел около часу, и мы, как обычно, вместе пообедали. Ничего особенно, обыкновенный рождественский обед.
— Только вы вдвоем с Фредриком?
— Нет, еще был Габриель с детьми. Без Кати, понятно, ее я почти не видела с тех пор, как… как они разъехались.
Рука Гертруд Стууб совершает крестное знамение, когда ей приходится произнести ненавистное слово.
Карен вспоминает, что́ рассказывал Бюле. Катя — это, стало быть, женщина, с которой Габриель судится из-за опеки над детьми. Пожалуй, надо будет и с ней побеседовать, думает она.
— А больше никого?
— Уильям и Хелена тоже заглянули, конечно, очень милые люди, но на обед не остались. Просто пожелали счастливого Рождества и оставили цветок. Они ждали гостей — сестру Хелены и зятя.
Карен быстро смотрит на Турстейна Бюле. Однако на сей раз он не делает поползновений прийти на помощь.
— Уильям и Хелена — это соседи или родственники?
Гертруд удивленно смотрит на Карен.
— И то и другое, разумеется. Сын Ивара, кузена нашего, и его жена. Но от них досюда далековато, они на машине приезжали. Народ нынче любит удобства.
Карен решает копнуть еще:
— Фредрик не показался вам огорченным?
Гертруд Стууб, похоже, размышляет.
— Не больше обычного. Фредрик вообще был не из весельчаков. Вечно то об одном тревожился, то о другом. Но так уж оно бывает, когда человек не находит утешения в Господе.
В эту минуту возвращается Эрлинг Арве с подносом, на котором дребезжат чайные чашки. Ставит его на стол, садится в кресло подле Гертруд.
— Мы тут о Фредрике говорим. Я сказала, что он постоянно о чем-нибудь тревожился. Правда ведь?
Эрлинг Арве кивает и, наклонясь вперед, начинает расставлять чашки и блюдца.
— Пожалуй, можно и так сказать. Но другие назвали бы его человеком заинтересованным и неравнодушным.
— И к чему же он был неравнодушен? — спрашивает Карен, принимая чашку.
— Во всяком случае, не к церкви. — В голосе Гертруд сквозит неодобрение. — А в остальном его беспокоило все, большое и малое. Окружающая среда, понятно, всякие там выбросы и загрязнения, скудеющие рыбные ресурсы и прочее. Вдобавок случившееся в Гудхейме. Фредрик ужас как возмущался.
