Человек Желания | страница 92
106
Какой глубокий смысл содержится в словах, столь часто повторяемых в Писании: «Воззовет ко Мне, и услышу его; с ним я в скорби; избавлю его и прославлю его» (Псалтирь, Псалом 90 (Хвалебная песнь Давида), стих 15).
Таинственная уза соединила человека с Богом в сущностях обоих. И эта уза их объединила в эманации Его. Но почему не соединил Он их в Своем деянии?
И если не соединил в своем деянии Он их, чем им тогда все это сообщилось? И действие, что Божеству присуще, могло ли образом Того являться, Кто освободил его Себе во славу? Верховный Делатель, когда бы таковым был план Твой сотворенья человека, то каковым бы стал итог сего, коль человек в нем пребывал бы верным?
В движении живом все подле человека, и существо его никак пустым не остается, духовное деянье совершив, пусть даже порождено оно и направляемо одною мыслью человека.
Так человек, предавшись существом своей гордыне, поскольку непрестанно поглощен лишь наблюдением начала своего, чего ему достаточно вполне, себе не оставляет даже времени досуга, чтобы отождествить себя с началом данным, хоть принцип сей он применяет по отношению к себе подобным, которые ему не нравятся подавно.
Каким являлось состоянье первоначального Адама, таким пребудет и состоянье возрожденного; уместно удивляться ли тому, что человек желанья бы не изволил выйти из-под сени портика Господня?
107
Ослепший человек, сумел бы прежде выродиться ты, чем доверять уроки добродетели преподавать шутам? Тебе необходимо все же чувствительнее к превосходству относиться своему, чтоб не вздыхать восторженно при виде скомороха, вещающего лживыми устами!
Уж коль не трогает тебя идея эта, то рассмотри получше удовольствия свои. Ты платишь, чтобы зреть в театре представленье в очертаньях смутных о добродетелях с благодеянием; но в них дается образ только. Послушай: той же суммой, что ты отдал на зрелище сие, несчастному сумел бы ты в реальности помочь.
Ты слышишь с удовольствием в театре о добродетели: сюда спешишь ты испытать ее и ощутить; найдешь в действительности нашей и несчастье, и щедрость, и признательность.
И вы, поэты, в театр увлекающие нас, блистать способна на подмостках ваша добродетель, одним порокам противостоя; и кажется, вас то лишь занимает, как нас ввести в тяжелые переживания, дабы от нас облечься славой.
По нраву разве истине самовлюбленность, нужны ли солнцу тени, чтобы сиять своим зенитным светом?
Но вам необходимо знать источник подлинного счастья, дабы суметь его представить во всем своем очаровании. Без знанья этого покажете вы нам искусственную добродетель, зиждителем которой одни вы предстаете, и ваша слава – ее предел естественный.