Не смог бы ты тогда и упованьем наслаждаться, поскольку сущность всякая имеет подлинную радость лишь от своих трудов и претворений.
И почему присуще вечно и неизбежно Богу Себя же созерцать? Но нет иного существа, достойного для взоров Божества.
И почему не могут люди, опасности не подвергаясь, зреть существо Творца всей нашей жизни? Да потому что ниже от Него нет никого, на ком могли б они свое почтение сосредоточить.
Премудрость прежде, человек, на глас твоей любви свой лик приоткрывала и изливала милости благие на тебя, какие, в свой черед, влекли к почтенью новому тебя.
Ты первым прекратил, неблагодарный, сей радостный обмен благодеяний, который никогда не должен был прерваться.
На самого себя низвел свои ты взгляды и, веру на себе сосредоточив, приговорил ее ты к смерти: так медь вскипает, соприкасаясь с воздухом холодным.
Начни одолевать, восстав в своей темнице, преграды все, что жизнь твою сжимают. Порвать ты должен сам позора пуповину, орудие, что чуждо сущности твоей: благодаря нему ты пищу до сих пор и получал во мраке чрева матери своей.
Необходимо, чтобы обрел ты пищу новую, которая дана тебе, и чтобы жизнь черпал ты более достойным средством: оно должно однажды стать орудьем слова твоего, проводником свеченья.
В вещах, которые не вяжутся никак с согласьем человека, Премудрость высшая, ты полагаешь утешенье нашим мукам и горестям; и чтоб использовать твои дары, необходимо только себя отдать в присутствие твое.
Светило солнца, ужели ты не светишь равномерно каждый год над всеми регионами земли, на разницу, многообразие погоды не взирая?
Творения же духа твоего, о, человек, какие преимущества тебе они предоставляют? Исследуй чары восхитительной природы, которые воображение твое к ее красотам добавляет.
Картину напиши дворца Армиды, садов вечнозеленых Алкиноя, пой о горе с названьем Ида, от ног богини покрывавшейся цветами, что благовоние чудесное распространяют.
И власти магии уподобляясь, твое мышление восхитится над площадью великолепных храмов: там злато и гирлянды оспаривают друг у друга богатых портиков убранство; или изобразит, коль этого захочет, за Мальтоном идя, блаженство прародителей людских; картинам этим составлять под силу цвет столетий.
И вскоре ты в печали возвратишься, сосредоточившись в себе самом, и скажешь с сожалением, замешанном на слезах: «Увы! Лишь образы я там живописал; однако я реальность почувствовать сумел их.
И разве это убедит меня, что образы мои никак не наважденье и могут обладать малейшим сходством с моделями своими? Не трать же время попусту на ложные занятья».
