— Папа, сегодня мы лепили фигурки. Пойдем посмотришь!
Она выпустила мою шею и упала на пол. Быстренько поднялась на ноги и потянула меня за руку.
До похищения она всегда называла меня Мартином. А теперь все время называла папой. Малая часть меня считала, что это неправильно. По той же причине, что и всегда. У нее уже есть папа. Покойный, конечно, но все равно настоящий папа.
Люси на кухне чистила креветки. Увидев меня, она просияла, но сникла, когда разглядела задумчивое лицо.
— Что случилось?
— Позже поговорим, — сказал я.
Я пока не решил, стоит ли рассказывать Люси, что произошло. Но, с другой стороны, мне больше не с кем поделиться своей тревогой.
Беллины человечки рядком выстроились на кухонном столе. Три маленькие фигурки из коричневой глины, похожие на Горлума.
— Замечательные! — сказал я.
На первых порах хлам, который Белла притаскивала домой из детского сада, сводил меня с ума, однако со временем я научился ценить его. Все эти рисунки, камешки и пластилиновые поделки доказывали, что в течение дня она чем-то занималась. И я это одобрял.
Рубашка липла к спине. Воздух был влажный и душный. В небе собирались темные тучи.
— Гроза будет, — сказала Люси.
— Дождик, — добавила Белла.
— И наверняка гром и молния, — докончил я.
Белла так резко побледнела, что я даже не успел заметить переход.
— Не надо молний, — прошептала она. — Не надо молний.
Крупные слезы покатились по ее щекам. Она до смерти боялась грозы. Мне кажется, это связано с авиакатастрофой, унесшей жизни ее родителей. Той ночью была ужасная гроза. Но Белла вряд ли об этом знала. Ее не было в самолете.
— Ладно, — сказал я. — Без молний.
Будто я мог хоть чуточку распоряжаться погодой.
Я осторожно подхватил девочку на руки. Она снова обняла меня за шею, да так крепко, что я едва дышал.
— Было ужас сколько молний, — прошептала она. — Ужас сколько.
Я погладил ее по спине.
— Когда, лапонька?
Она дышала мне в ухо.
— Когда я спала у дедушки и бабушки. Они сказали, это не опасно. А я очень испугалась.
Я оцепенел. До сих пор Белла ни словечка не говорила о том, что произошло до или во время похищения. Мы думали, она ничего не помнит, из-за снотворного, которым ее накачали. И вдруг она рассказывает о молниях и громе. Что еще она может помнить?
Краем глаза я видел, что Люси неотрывно глядит на нас. Мысленно я молился, чтоб Белла не почувствовала, до какой степени мы разволновались из-за ее рассказа. Ведь иначе она опять замкнется.
— Не помнишь? Ты не говорила еще с кем-нибудь, кроме дедушки и бабушки? — спросил я.
