– Ты ведь мне веришь, да? Ты понимаешь, что я не стану тебе лгать?
Какой смысл задавать вопросы, если он не может ответить? Он охотно ответил бы «да», чтобы сделать приятное своему другу Пьеру. Правда, без особой убежденности. Вежливое, безразличное «да», поскольку все это ему безразлично и он с удовольствием погрузился бы лучше в свой провал, чтобы снова услышать звучные удары колокола.
Нет, Одуара он не знает. Никогда его не встречал. Иначе обязательно бы вспомнил: у него хорошая память на лица, и он способен без колебаний назвать имя человека, которого видел несколько лет назад всего минуту – другую. Одуар явно врач – на нем белый халат и круглая шапочка. Лицо ничего не выражает. Могра редко доводилось видеть людей с таким спокойным, бесстрастным и вместе с тем заурядным лицом и такими механическими жестами.
Мужчины обмениваются рукопожатием и молча смотрят друг на друга, словно понимают один другого без слов или заранее прорепетировали эту сцену. Затем Одуар, встав у изножия кровати, обращается к Рене:
– Вы успокоились, это прекрасно. Сейчас мы еще немного вас потревожим, а потом вы крепко уснете.
Рене удивлен – к нему обращаются как к нормальному человеку. Но при этом он не перестал быть для них пациентом. Молодая медсестра откидывает одеяло, и он смущенно смотрит на свои обнаженные бедра, на судно между ног, словно у старика, впавшего в маразм.
Сестра крепко придерживает его колено, которое начало было дрожать, профессор Одуар берет шприц, но не тот, с длинной иглой, а поменьше, и делает укол в ягодицу. Он ничего не ощущает. Это он тоже хотел бы им сказать. Но не потому, что встревожился. Напротив, никогда еще он не относился с таким безразличием к собственной жизни и теперь смотрит на них троих так, словно их суетня его совершенно не интересует.
С ним что-то случилось, но что именно, он даже понятия не имеет. Не помнит ни где, ни когда это произошло. Рене хмурит брови, вернее, полагает, что хмурит, – теперь, когда выяснилось, что он не может говорить и управлять своими членами, он уже ни в чем не уверен.
Двое мужчин молча стоят и ждут, наблюдая за ним, медсестра все еще придерживает ему ногу, не отрывая глаз от наручных часов.
Что все это значит, сейчас не важно. Это должно было случиться. Подобная уверенность приносит облегчение. А пока все. Больше не нужно об этом думать. И напрасно все они портят себе из-за него кровь.
Все явно дожидаются, когда он уснет. Почему? Его будут оперировать? Но никакой боли не ощущается, тут явно что-то не то.
