И Бессон его встряхивает.
– Если бы ты был идиотом, я стал бы говорить с тобой по-другому. С некоторыми пациентами нам приходится хитрить, потому что они ничего не могут понять. Ты – дело другое.
Могра не слишком-то интересно, что будет дальше. Он смотрит на этого человека новыми глазами, тридцати лет знакомства как не бывало.
– Одуар тобой недоволен. Он считает, что ты ему не помогаешь, замкнулся в себе, сосредоточился на своей болезни. А ведь тебе должно быть известно, что, если больной не хочет, вылечить его очень трудно, если не невозможно.
Когда Бессон ему лжет, а когда говорит правду?
– Заметь, что мне твое поведение понятнее, чем Одуару, ведь я знаю тебя давно. Мне нетрудно представить, как при твоей невероятной активности ты можешь себя чувствовать.
Он уже не прав, но это не мешает ему быть весьма довольным собственной персоной и строить гладкие фразы, словно на лекции в Медицинской академии.
– Видишь ли, тебе следует зарубить на носу, что не ты первый, не ты последний. У Одуара в этой палате перебывало множество пациентов, у него огромный опыт в обращении с больными. Признайся, ведь ты не веришь ни ему, ни мне.
А что они говорили ему до сих пор? Что он не умрет? Выздоровеет? Не останется до конца своих дней беспомощным. Что через несколько недель, самое большее месяцев он снова займет свое место среди людей, ведущих там, за окном больницы, свою беспокойную жизнь.
Но ему-то все это безразлично!
– Вчера я попытался вкратце объяснить, какие бывают параличи. Но тем не менее я убежден, что тебя терзает какая-то мысль. Ты случаем не вбил себе в голову, что у тебя опухоль мозга?
Бессон ждет его реакции, но Могра остается неподвижен, и у профессора появляется хитроватое выражение: он уверен, что угадал.
– Я прав, не так ли? Могу поспорить, ты вспомнил нашего друга Жюблена.
Чтобы Бессон от него отвязался, Могра отрицательно качает головой.
– С Жюбленом получилось совершенно иначе. Может, тебе нужны подробности?
Нет! Он не желает ничего слышать! Зачем, если он уже смирился с тем, что его постигнет та же участь? Могра слушает вполуха, слышит слова Бессона, его голос, но ему неинтересно, и фразы теряют для него всякий смысл.
– Послушай меня внимательно, Рене. Я не стану утверждать, что в первый день и даже в первую ночь у нас не было никаких опасений. Все зависело от того, что покажут анализы. Потому-то Одуар и захотел, чтобы ты был у него под рукой, хотя здесь ты чувствуешь себя не в своей тарелке и в Отейле было бы иначе.
