, с. 1720).
Что же, Ломбарди и Помаричи обо всем знали? В первый момент Помаричи сказал, что откровения старшины Росси в зале суда оказались для него совершенной новостью; потом он, напротив, сообщил, что вызванные в суд карабинеры звонили ему, дабы проинформировать о том, или, возможно, ознакомить с тем, что они намерены рассказать на прениях, а он, в свою очередь, предупредил об этом главу прокуратуры. Согласно его последующим заявлениям, какое-то время ему уже было известно о ночных встречах с Марино в казармах карабинеров. Однако как долго? И почему он не опроверг ложные показания Марино, данные во время следствия, а потом в процессе прений?
В обвинительном заключении Помаричи отметил, что в молчании Марино об истинной дате начала неформальных контактов с карабинерами кто-то увидел «нечто подозрительное, смутное, неясное». Однако если «нечто подозрительное, смутное, неясное» имело бы место, продолжил Помаричи, то «карабинеры наверняка бы покрыли Марино», они бы заранее условились с ним, и поэтому «карабинеры не проявили бы честность, а они пришли на прения и сказали – нет, дела обстоят иначе, первые неформальные контакты начались 2, а не 19–20 июля. Поэтому я не понимаю, что это за заговор»36. К этому выводу (об отсутствии заговора) я еще вернусь. Впрочем, что касается предпосылки, то следует сказать: карабинеры проявили честность с некоторой задержкой. Прежде чем официальная версия оказалась опровергнута, прошло почти два года. Точнее, это случилось на заседании суда 20 февраля 1990 г., в день, когда старшина Эмилио Росси нарушил, возможно (как мы увидим) подчиняясь указанию сверху, приказ о неразглашении информации о семнадцати днях переговоров. Помаричи прав: предварительного соглашения между карабинерами и Марино не существовало – в том смысле, что истинная дата не должна была выйти наружу.
«В течение двадцати месяцев они не говорили об этом, и заговорили они на сей счет отнюдь не случайно, лишь потому и в тот момент, когда их вызвали в суд», – писал Адриано Софри в записке, отправленной миланским судьям прежде, чем они вошли в совещательную комнату37. Но отчего же карабинеров вызывали в суд?
X
Непосредственный повод следует искать в показаниях, данных менее чем за месяц до описываемых событий, 26 января, доном Реголо Винченци, священником из Бокка-ди-Магра. Во время следствия Марино рассказал, что открылся ему – не на исповеди, но «перед самыми рождественскими праздниками 1987 г.» (
