На секунду Мицци хочется заплакать, и это не ускользает от внимания Франка.
Ну и что?
Франк прождал Кромера больше часа — тот ввалился к Тимо очень поздно, в половине одиннадцатого. Кромер уже где-то выпил — это было сразу видно по слишком лоснящейся коже, блестевшим более обычного глазам и резким движениям. Усаживаясь, он чуть не опрокинул стул.
Сигара у него сегодня особенно ароматная, еще лучше тех, которые он курит каждый день, хотя они всегда самые отборные, какие можно достать.
— Только что обедал с генералом, начальником гарнизона, — вполголоса сообщает он.
И смолкает, давая прочувствовать значительность сказанного.
— Возвращаю тебе нож.
— Благодарю.
Кромер, не глядя, берет нож и сует в карман. О Франке он почти не думает — слишком поглощен собой, но все-таки припоминает вчерашний разговор и ради приличия любопытствует:
— Ну как? Обновил?
Накануне ночью, отколов свой номер. Франк нарочно вернулся к Тимо, чтобы продемонстрировать Кромеру добытый пистолет. Показал его Мицци, готов показать еще многим и все-таки, сам толком не понимая почему, отвечает:
— Не представилось случая.
— Может, так оно и лучше… Скажи, ты не знаешь, где можно достать часы?
О чем бы Кромер ни говорил, тон у него такой, словно он обсуждает какие-то таинственные крупные дела.
Тем же тоном он рассказывает и о людях, с которыми обедал или распил бутылку. Имена называет редко. Шепчет только:
— Очень важная птица. Слышишь, очень…
— Какие требуются часы? — осведомляется Франк.
— Старинные — и как можно больше: хоть мешок, хоть целую кучу. Что, не понимаешь?
Франк тоже много пьет. Пьют они все. Во-первых, потому, что проводят большую часть времени в злачных местах вроде заведения Тимо. Во-вторых, потому, что хорошая выпивка — штука редкая, достать ее трудно, и стоит она баснословно дорого.
В отличие от большинства кожа у Франка, когда он выпьет, не лоснится, голоса он не повышает и не жестикулирует. Напротив, бледнеет, черты его заостряются, губы становятся такими тонкими, что рот кажется чертой, проведенной на лице пером. Глаза суживаются, в них вспыхивает холодное, жесткое пламя, как будто их обладатель ненавидит все человечество.
Пожалуй, Франк сейчас именно в таком состоянии.
Он не любит Кромера, тот — его. Кромер, которому ничего не стоит изобразить сердечность и прикинуться рубахой-парнем, не любит никого, но с удовольствием приваживает тех, кто им восхищается. В карманах у него куча всякой всячины — дорогие сигары, зажигалки, галстуки, шелковые платки, которые он небрежным жестом преподносит, когда меньше всего этого ожидаешь.
