Когда эти метаисторические предположения включаются в более эклектичные способы теоретизирования, исследователи задают определенные направления, избегая четкого выбора позиции. Если обратиться лишь к наиболее известному примеру, то, скажем, Сэмюэль Хантингтон ссылается на работы по сравнительному цивилизационному анализу таким образом, как если бы они образовывали общую недифференцированную традицию, но его использование основных идей сближает его с теми, кто подчеркивал скорее закрытость, а не открытость. Цивилизации описываются как самые широкие общности, менее структурированные, чем символические миры Шпенглера, но почти столь же самодостаточные в том, что касается их идентичности. Их воссоздание после стадии насильственной ассимиляции со стороны Запада выглядит как возвращение истории в ее нормальное русло.
Незавершенный характер социологической теории цивилизации делает ее уязвимой для подходов, подобных хантингтоновскому. Поэтому одной из самых насущных задач является развитие более эффективной критики соперничающей традиции. Как мы видели, анализ процессов цивилизации может послужить этой цели, если он будет отделен от налагающих ограничения рамок, которые Элиас продолжал отстаивать, даже если он и не всегда следовал им буквально. В этом контексте особое значение приобретает проблематика формирования государства. Она занимала центральное место в исследовательской повестке Элиаса, но она также, по-видимому, является той сферой, где опиравшиеся на работы Элиаса ученые наиболее убедительно вышли за пределы данной проблематики, уделяя больше внимания историческому разнообразию и контингентности23. Это направление исследований связано с упоминавшимися вопросами политической культуры и ее цивилизационного контекста. Основной вопрос, который должен быть исследован, связан с долговременным направлением формирования государства. В какой степени могут особые культурные рамки, включенные в устойчивые цивилизационные паттерны, определять политическую динамику, которая разворачивается на протяжении целых исторических периодов и может даже сохранять некоторую преемственность, пересекая разделяющие их границы?
Можно предложить несколько способов решения данной проблемы. Если возникновение имперских структур рассматривается как долгосрочный процесс и высший уровень формирования государства, очевидный контраст между имперскими традициями различных цивилизаций также должен анализироваться с точки зрения культурных предпосылок. Существуют достаточные основания для вывода о том, что такого рода различия повлияли на ход истории. Представляется очевидным, что китайское видение священного царства, укорененного во всеобъемлющем социокосмическом порядке, было особенно прочным основанием имперского правления и было связано с исключительной преемственностью имперской формации в Китае. Оно допускало также изменяющиеся сочетания культуралистских и универсалистских притязаний на легитимность (первые подчеркивали превосходство традиции, которая воплощала истинный образ порядка, тогда как последние настаивали на исключительной модели миропорядка).
