— В таком случае не настаиваю. Остальные — наливайте себе сами. Едой-то хоть запаслись?
— Консервов на неделю хватит.
— А выпивки?
— Нет только пива, — отзывается м-с Кейди.
— Завтра подкинем вам ящик. Кто хочет есть?
Теперь это продлится, пожалуй, часов до пяти-шести утра. Появляются ветчина, сыр, консервы. Нора выставляет на столик несколько бутылок.
За стаканом и хлебом каждый идет на кухню сам. Дом знакомый.
— Пембертоны непременно заглянут утром.
Еще бы! И не только они, а все кому не лень — посмотреть на реку. Заметят у Эшбриджей свет и ввалятся как к себе домой. Просторных кресел и подушек хватает на всех. М-с Поуп обязательно станет худо. Она всегда этим кончает, потом загаживает ванну, потом неизвестно почему принимается плакать и прижимать к груди собачку.
Кто-то запустил проигрыватель. Музыку не слушают, но она создает шумовой фон, позволяющий не замечать перебоев в разговоре.
— Один старый индеец-апач уверяет, что дождь зарядил дней на сорок. Он еще неделю назад предсказал это какому-то журналисту. Кстати, с берега удрали все змеи и зайцы.
Пи-Эм замечает, что гость его вздрагивает.
— Пойду достану ему брюки и рубашку, — объявляет он, вставая.
— Как его угораздило так вымокнуть?
— Не знаю, но если он пойдет со мной…
Пи-Эм вот-вот расплачется. Конечно, никто об этом не догадывается. Все достаточно пьяны, чтобы не обращать на него внимания. Он выдавливает:
— Пошли!
Пи-Эм сам выпил и, может быть, поэтому, пересекая гостиную, испытывает такое чувство, будто дом шатается.
Нет, шатается не только дом — вся его жизнь, все благополучие добытое такой дорогой ценой, таким упорством. За спиной он слышит музыку, голоса, звяканье стаканов.
Что это, собственно, было — желание зарыдать или просто тошнота?
— Пошли!
Спутник следует за ним скользящим бесшумным шагом, и это поражает Пи-Эм: в обычной жизни люди так не ходят.
Подозревают ли те, кто блаженно развалился в креслах, чем они сейчас рискуют?
Они проведут в этой пропитанной алкоголем атмосфере долгие часы, даже не предполагая, что в доме убийца.
— Пошли!
Пи-Эм толкает одну дверь, потом другую. Они проходят через спальню Норы, выдержанную в голубых тонах, затем через ванную, тоже голубую и отделанную с такой роскошью, какой трудно ожидать в глухой аризонской долине. Потом оказываются в его собственной спальне. Тона здесь желтый и коричневый, ванна желтая.
Пи-Эм поочередно зажигает лампы, распахивает стенной шкаф, где висят костюмы.
— У нас с тобой был одинаковый размер.
