— Гав! — повторила я весело, но тут же вспомнила про недавнюю драку с Фуфой, про мячик, который я, наверное, больше никогда не увижу, и про ужин, которого у меня сегодня уже точно не будет. Я вздохнула и с тоской посмотрела на дверь кухни. В тот же миг за ее матовым стеклом возникла и начала зловеще разрастаться тень какого-то огромного трехголового чудовища.
Затем дверь бесшумно распахнулась и на пороге появилась тетя Сима. В руках у нее был странный пакет, а из-за ее спины недобро пялилась на меня сытая Фуфина морда. Сердце заныло от скверных предчувствий. «Кажется, начинается», — подумала я и осторожно скосила глаз в сторону гостей. Пузатый пакет в руках тети Симы зашуршал, и из него полезло наружу что-то розовое и мохнатое.
Вы когда-нибудь мечтали о собаке?
Все детство я мечтала о собаке. О веселом лохматом щенке, который любил бы меня больше всех на свете, встречал бы в коридоре веселым лаем, когда я возвращаюсь домой из школы, лизал бы мне щеки и щекотал по утрам пятки, тычась в них своим восхитительно-мокрым носом. Но вместо живой и такой долгожданной собаки на Новый год мне с завидным постоянством дарили разномастных плюшевых медведей, кукольные домики и нарядных барби, которых я равнодушно складывала в ящик, где хранились мои игрушки. «Похоже, вот так всю жизнь и проживешь без собаки», — вздыхала я словами из любимой книжки и печально раскладывала на ковре мешок с «Лего». Конечно, Малышу тоже приходилось не сладко. Но у него был Карлсон. А у меня — только зачитанная до дыр книжка, с которой я не расстанусь ни за какие сокровища на свете.
Наскоро сделав уроки, покормив рыбок и сложив ранец, забираюсь в старое бабушкино кресло: «В городе Стокгольме, на самой обыкновенной улице, в самом обыкновенном доме живет самая обыкновенная шведская семья…». Ведь вот же, случаются чудеса на свете. А чем, скажите, крыша нашего дома хуже стокгольмской? И мама моя тоже умеет готовить самые вкусные в мире тефтели. Так может, и мне однажды, как Малышу, подарят на день рожденья собаку?
— Опять? — сокрушенно разводит руками мама, когда я в очередной раз начинаю разговор о щенке. — Ты еще маленькая. Вот когда подрастешь…
Но когда же я подрасту? Мне скоро восемь. На стене моей комнаты висит длинный бумажный жираф. Каждый год на нем появляется новая черточка, сделанная красным карандашом. Это папа отмечает мой рост.
— Смотри-ка, скоро жирафа перегонишь. Совсем большая стала, — улыбается он, прикладывая линейку к моей макушке.
