Но Джеффри пришел, и опять принес цветы. И попросил разрешения пригласить леди на прогулку по городу.
Вероника злорадно предупредила, что с ними не пойдет, пусть сами разбираются.
Анна Марковна проявила участие, Огромный Джеффри показался ей положительным. Она дала Деле примитивный русско – английский разговорник, с наставлением обязательно вернуть.
Деля чувствовала себя счастливой. Джеффри пришел на свидание с очередным букетом и англо – русским разговорником. Когда они по очереди заглядывали, каждый в свою книгу, то начинали смеяться, и от этого им становилось еще легче.
Когда он пригласил, Делю в гости, она растерялась. Долго внутренне боролась с собой, идти, не идти, неудобно как то и вообще. Выручила Вероника, сказав, что можно идти спокойно, у них, мол, не принято пригласить в гости и сразу под юбку полезть. Если зовут на кофе, значит и будет только кофе. И потом чего дергаться в 30 то лет? Деля промолчала, ей было очень стыдно, но к своим 28 годам у нее на самом деле никого еще не было.
Вероника оказалась права. Джеффри показывал свой двух этажный дом, поил кофе, угощал какими – то необычными фруктами, вел себя спокойно, как друг или просто знакомый.
Деля, уже в гостинице, даже немного расстроилась, что даже поцеловать не пытался. А ей Джеффри нравился все больше и больше. Он такой большой, уютный, и из – за бородки и очков, немного похож на их Деда Мороза, вернее, Санта Клауса.
Выяснилось, что отец Джеффри, выходец из Ирландии, там до сих пор живут какие – то дальние родственники. Он работает учителем геологии в школе. Женат никогда не был. Ему исполнилось 34 года, теперь, когда у него есть дом и стабильная работа можно думать о семье.
Деля соглашалась, кивала, твердо убежденная, что с ней беседуют как с другом. Она не могла для себя соединить слова « я, семья, Джеффри.»
Когда уезжали домой, Джеффри поехал провожать в аэропорт. Деля, делала вид, что все замечательно, натянуто смеялась. Но пройдя контроль и обернувшись назад, увидела, как исказилось лицо Джеффри. Он прошел вперед и, остановившись, стал вглядываться в толпу пассажиров, поминутно снимая очки и протирая их платком. И тут, Деля заплакала. Она шла к трапу. Старалась плакать тихо, что бы никто не заметил. Но сидя в самолете, сдерживаться больше не могла. Деля рыдала так горько и безысходно, что перепугала стюардесс и половину салона. Сидевший рядом гармонист их коллектива, Федор Сергеевич, гладил, Делю по голове, как маленькую, вытирал ей лицо, приговаривая: «Да что, ты доченька, Ну разве можно так, Делюшка?»
