— И где же его искать, если оно вообще есть? — поинтересовался Францев.
— Думаю, что-то есть, — отозвался олигарх. — Но знаю, не мы одни этим интересуемся. Они там, в Киеве, распродают всё, что можно: оружие, танки, ракетные установки и наверняка научные архивы. Богомольца, кстати, на Западе хорошо знают. За его работой там внимательно следили. Говорят, он так ничего и не создал, не успел. Но в этих бумагах может быть ключ к разгадке. Так что в Киев я хочу вас отправить, Сергей Николаевич. В Киев! Собирайтесь. Через два-три дня поедете. А пока изучите вопрос.
Тем временем Ника ходила по рыночным рядам. В Японии они отвыкли от русской еды — и очень соскучились по ней. Нике захотелось приготовить отцу что-то особенное. В окрестных магазинах всё было, как всегда, просроченное и сомнительное, и она поехала на Черёмушкинский рынок. Ника совершенно не разбиралась в мясе, но заставила себя зайти в мясной павильон, прошлась вдоль ряда жёлтых свиных голов и решительно покинула его, направившись к рыбному отделу. Вдруг её окликнул женский голос:
— Ника! Никуля!
Она обернулась и увидела, как навстречу ей спешила румяная блондинка. В этой полноватой женщине девушка с изумлением узнала Ксану. Бывшая любимая няня, не стесняясь посторонних, бросилась обнимать Нику так, что аж швы куртки затрещали:
— Вишенка ты моя! Сладкая моя, донечка!
Ника была очень рада этой встрече. В последние месяцы вся её прошлая жизнь спряталась в далёких закоулках её памяти. В сердце она хранила только воспоминания о своей погибшей приёмной матери, которую долго считала родной. Но встреча с тёплой, южной, телесной Ксаной была настоящим подарком. Бездетная няня всегда любила Нику как родную дочь. Она знала её судьбу, знала о детском доме, даже о загадочном родном отце знала. Но после того как Ксана несколько лет назад вышла замуж, они почти не виделись.
— Пойдем, выйдем отсюда, доню. — Слышно было, что Ксана так и не рассталась с мягким южным говором. — Не могу тебя отпустить, хоть шо-то мне о себе расскажешь.
Ксана крепко держала Нику за руку, словно боялась, что девушка исчезнет, и увлекала её подальше от прилавков, чтобы спокойно расспросить обо всём.
— Никуля, ты где, как? Я про маму знаю, даже говорить не буду — такое горе, такое горе… Я Наташке позвонила. Такая она гыдотина, эта Наташка, да и всегда такой была. Сказала, шо ты ушла куда-то, шоб я больше не звонила, и трубку бросила. Как же это? Куда? А институт как?
