– Я тебе открылась! Расслабилась, решила довериться, хоть ты и не можешь ответить мне тем же.
Останавливаюсь. Разворачиваюсь кругом.
– Когда это? – кричу ей в ответ, в отчаянии вскидывая руки. – Когда это ты мне доверилась? Когда это ты мне открылась? Да никогда. Ни разу… ты сама по себе, делаешь, что хочешь и как хочешь, плевать на последствия, и ждешь, чтобы все вокруг такие «ну, ладно». Так вот, по-моему, это фигня! Не мой вариант.
– Я рассказала тебе про свои силы! – кричит она, сжав руки в кулаки. – Я рассказала вам все, что знала, и про Эллу, и про Эммелину!
Я выдыхаю, долго и мучительно. Подхожу к ней на пару шагов, но только оттого, что не хочу больше орать.
– Я не знаю, как объяснить, – говорю я, понижая тон. – То есть я пытаюсь. Честно. Но не знаю, как… Слушай, я понимаю, непросто было рассказать, что ты можешь становиться невидимой. Да, понимаю. Но есть гигантская разница между тем, что ты делишься секретными сведениями с большим количеством людей, и тем, что ты реально открываешься лично мне. Мне не… не нужна… – Я обрываюсь на полуслове, до хруста сжимая зубы. – А знаешь что? Забудь.
– Нет уж, продолжай, – требует Назира, еле сдерживая гнев. – Говори. Что тебе не нужно?
Я смотрю ей в глаза. Они такие яркие. Грозные. И я не понимаю, что точно происходит, но у меня в голове что-то перещелкивает. Включается что-то жестокое. Без границ.
– Мне не нужна неприступная Назира, – признаюсь я. – Мне не нужно это холодное, расчетливое создание, которое должны видеть другие. Это существо проявляет жестокость, бессердечие и не знает, что такое преданность. Тебя нельзя назвать милым человеком, Назира. Ты – злая, надменная и заносчивая. Но все это можно вынести, клянусь, если бы я чувствовал, что где-то там, глубоко, у тебя есть сердце. Ведь если мы хотим стать друзьями – если мы хотим стать хоть чем-то – мне нужно тебе доверять. А дружбе по расчету я не доверяю. Как не доверяю машинам.
Я осознал свою ошибку слишком поздно.
Назира кажется ошарашенной.
Она смотрит на меня и часто-часто моргает, и на секунду, затянувшуюся, мучительную секунду ее каменный фасад поддался под напором обнаженной, трепещущей эмоции, благодаря которой она стала похожей на ребенка. Она поднимает на меня взгляд и внезапно кажется такой маленькой: юной, испуганной крохой. Глаза на мокром месте, блестят, и вся картина настолько душераздирающая, что действует на меня словно удар под дых.
Еще секунда, и все прошло.
