в ржавых кучах, где не осталось нормального куска железа, подходящего для лодки.
Вытираю глаза, смотрю в сторону дома.
Нет железа?
Нет проблем!
Я сижу на корточках, выламывая ступеньки крыльца голыми руками.
– Абсолютно не согласна! – нараспев произносит Ты-я. – Абсолютно не согласна. Абсолютно не согласна.
– Святые Джоули, заткнись!
Ты-я замолкает.
Закрываю лицо руками и выдыхаю:
– Прости.
После всего, что Ты-я и дом М.М. дали мне, стыдно быть неблагодарной.
Ты-я молча приближается.
Убираю руки от лица и поднимаюсь.
– Останься, – говорю ей и иду к берегу.
Ты-я упрямо катится за мной.
– Прошу тебя, останься. На этот раз я вернусь, обещаю.
Дойдя до затонувшего причала на западной стороне берега, я не понимаю, хочу ли вернуться. Вокруг все серое, включая воду, заливающую доски. Спускаюсь поплавать. Но плавать не хочу – хочу утонуть. Болезненные воспоминания наполняют меня, раздирая легкие. Сначала будет тяжело. Невыносимо. Потом пройдет. Станет спокойно и легко. Лучше, чем сейчас.
Мегаджоули! Что за мысли?
Опускаюсь на колени, погружаю лицо в воду. Соль горчит губы. Хочу закричать и не могу. Что толку орать, если никто не услышит?
Вместо крика зову ее. Кей. Спрашиваю, там ли она. Знает ли, что я пыталась. Очень, очень пыталась найти ее. И простит ли, если больше не буду.
* * *
Я не стала хоронить Хьюберта. Неправильно закапывать оставшиеся части, когда хотя бы один из нас может навсегда обрести свободу.
– Прощай, Берт.
Отпускаю его. Волны тут же подхватывают обломки. Сожаление, как легкий бриз, охватывает меня и засасывает под воду. Я передумала. Я хочу похоронить его. Пусть будет рядом.
Океан уносит Хьюберта. Он уже далеко. Я не успела.
Медленно бреду по берегу, спотыкаясь. Пена омывает колени. Песчинки утекают из-под ног. Чайки, кружащие надо мной, теряют интерес и улетают. Они направляются домой, и я тоже.
Пятьдесят шагов до дома кажутся сотней. Икры горят. Поднимаюсь по ступенькам дома М.М., цепляясь за перила. Глаза натыкаются на длинные отметины. Всего их тысяча сто двенадцать. Металлической пластиной я выцарапываю еще одну. Теперь тысяча сто тринадцать. Тысяча сто тринадцать дней.
Три года. И все зря! Я вернулась к началу.
– Давай придумаем имя новому этапу нашей жизни! – предлагаю Ты-е.
Но «жизнь-после-жизни-после-Хьюберта» звучит неинтересно и скучно.
Кухня в том же состоянии, что я оставила ее: пустая банка на столешнице, раскрошенное печенье таро на старом полу. Подбираю кусочки, счищаю плесень и наполняю банку. Почти уверена, что могу заболеть и умереть от плесени так же легко, как от
