Я объясняю, что не буду делать капельницу, пока не проверю, что ее костный мозг и почки в порядке после предыдущего курса химии. Я сделаю тест и вернусь с результатами. Она выглядит расстроенной.
― Просто принесите химию! — говорит она. — Мне нужно поправляться, несите яд для рака!
Доставая иглу и пробирки для теста, я спрашиваю, какие еще планы она строит на совместную жизнь с Энди.
― Я хочу минимум четверых детей и уже придумала всем имена.
Кровь заполняет пробирки, прежде чем она замолкает и моргает широко открытыми глазами:
― Бог ты мой! Я больше никогда ничего не почувствую!
Она настолько увлечена своими идеями и планами, что даже не замечает, как я ввожу иглу. Это не моя заслуга, а ее собственный механизм защиты, сила разума в действии: делать вид, что мы старые приятели, которые встретились за кофе и обсуждаем новости: «Ничего плохого не происходит...»
На этой неделе капельницу ей делали медсестры, и я не видела Салли, пока не отправилась домой. Она сидит на парковке с капельницей и курит сигарету, рядом — высокий угловатый мужчина с короткими светлыми волосами, в круглых очках.
― Эй, док! Это Энди. Энди, это ассистент профессора, главный отравитель.
Я иду через парковку, чтобы поздороваться. Салли ждет, когда прокапает физраствор («Это чистит мои почки, так что я знаю, что польза есть!»), потом Энди заберет ее домой. Он выглядит уставшим и расстроенным. По сути, он выглядит больным. Если бы Салли не была лысой и с капельницей в руке, ее можно было бы принять за здоровую.
На протяжении следующих четырех месяцев Салли продолжала проходить курс химиотерапии каждые три недели. Ее сильно рвало, но она приходила с улыбкой и размышляла о том, как другим людям, должно быть, еще хуже, чем ей сейчас. Она принимала стероиды для подавления тошноты, из-за чего у нее округлились и порозовели щеки. Она светилась. Энди, в свою очередь, похудел и стал похож на призрака. Я была готова к тому, что в следующий раз увижу его с капельницей в руке.
Отрицание проблем со здоровьем может здорово потрепать нервы близким и еще сильнее ухудшить состояние пациента.
А затем лечение Салли прекратилось. Иногда медсестры встречали ее в клинике и передавали мне, что у нее все хорошо. Она отправила нам открытку из Греции: «Привет, команда отравителей! Я же говорила, что сделаю это, так вот. Я не могу устоять на доске для виндсерфинга, но каяк[20] — это нечто!!! Продолжайте в том же духе. Салли и Энди ХХХ». Я перестала следить за ее прогрессом, вернувшись в хоспис и закончив работу над исследовательским проектом, но часто вспоминала о ней, когда встречала пациентов, которые расценивали свои болезни как меньшее из зол. Отрицание поддержало ее в сложном испытании.
