Мы снова тронулись — и на этот раз скакали уже без остановок, будто пытаясь догнать не Джаргала, а неумолимо клонящееся к закату солнце.
— Хан! — Я пришпорил коня, догоняя Темуджина. — Ты помнишь, о чем я тебе говорил?
— Помню, хоть и хотел бы забыть. Но я сделаю, как ты просил, Антор-багатур. Я не трону тех, кто признает мою волю.
— Верно, — кивнул я. — Хоть меня куда больше тревожат те, кто откажется склониться.
— Я — великий хан и сын своего отца. — Темуджин сердито сверкнул глазами. — Мой народ может ослушаться — но никто воинов не обратит на меня ни сабли, ни острия стрелы!
— Хорошо, если так. — Я огляделся по сторонам. — Но люди голодны и напуганы, а ты желаешь, чтобы они поверили тем, с кем никогда не знали дружбы. Мой народ сотни лет воевал с жителями степей. Джаргал не пожелает забыть старую вражду — и немало найдется тех, кто скорее послушает его, чем тебя, хан.
— Но такова воля отца! — Темуджин поджал губы. — Он говорил, что оба наших народа погибнут, если…
— Ты — не твой отец, хан, — вздохнул я, — хоть и унаследовал его дух и силу багатура. Может, тебе и суждено стать величайшим из ханов, но пока те, кто ушел за Джаргалом, видят перед собой лишь мальчишку, который слушает чужака, а не тех, кого сам Есугей называл братьями.
Темуджин не ответил — но огонек гнева в его глазах погас, сменившись задумчивостью.
Хорошо — во всяком случае, куда лучше, чем если бы он принялся топать ногами и верещать, требуя связанного клятвой Видящего немедленно порубить в капусту всех несогласных. Умный парнишка растет.
Сначала Рагнар, потом Вацлав — и вот теперь он. Похоже, моя судьба — стоять у плеча сильных мира сего, чтобы советовать, плести интриги, разыгрывать изящные многоходовки… а иногда и просто делать грязную работу.
— Но что же мне делать? — снова заговорил Темуджин. — Что говорить?
— Никто не должен сомневаться в твоей власти, хан. — Я привстал на стременах, вглядываясь вперед. — Твоему отцу нередко случалось выигрывать спор одним лишь словом — но иной раз за него говорила сабля. Ты еще слишком молод, чтобы сражаться, но если придется — я встану за тебя. И если у Джаргала есть честь, он будет биться честно, а не спрячется за щитами кешиктенов.
— А если нет? — нахмурился Темуджин.
— Тогда мы ударим так быстро, что он не успеет поднять саблю. Даже самое сильное тело не сможет сражаться, потеряв голову.
* * *
Сначала впереди показалась пыль. Так много, что я сперва подумал, что вижу спустившееся прямо к земле грязно-серое облако. Оно-то и скрыло наше приближение. Джаргал не слишком-то следил за тылами, поэтому наш отряд появился у хвоста кочующей орды неожиданно. Воинов здесь почти не было. Перед мордой моего коня во все стороны шарахались приземистые тощие лошадки, тащившие поклажу или несколько всадников одновременно. В основном — женщин с целым выводком детишек, обвязанных вокруг седла, но попадались и юнцы в доспехах. Им наверняка было стыдно показаться перед Темуджином и взрослыми воинами так — вдвоем или даже втроем на одном боевом скакуне — и они изо всех сил гнали вперед, чтобы спрятаться в стоящей над дорогой пыли.
