— Хорош! Все подпишу! — валяясь на полу и защищая свои важные органы, орал я под ударами ног этих бандюков.
Меня за ворот рубахи на ноги поставили, по лицу кто-то ладошкой похлопал и дыхнул перегаром и кислым табаком в лицо:
— Вот и славненько!
Бумаги на стол бросили, шариковую ручку в пальцы вложили, но подписывать тогда свой приговор я не стал. Стоило бить на поражение, воткнуть пластиковую ручку кому-нибудь из братков в глаз, другому звездануть кулаком в висок, крутнуться в прыжке и пробить ногой третьему по яйцам, может и удалось бы уйти. Но, нет, в ладонь бандиту я со всего маха шариковую ручку загнал, чуть ли не прибив того к столу. Как бандюган взревел! Такого вопля никогда не слышал. Второй удар нанести смог, вырубил вопящего дружка бритоголового и даже красиво пробил ногой третьему в грудь. И получил удар по почкам, печени и… метелили меня минут десять, лицо все кровью залилось, нос сломали, пару зубов выбили, какую-то дрянь вкололи, а потом вновь за стол усадили и держа лезвие выкидухи у моего глаза потребовали поставить автограф на документах. Плохо я соображал, плыл, от боли чуть ли сознание не терял, красиво расписался в требуемых местах, а потом от двери услышал вопль Аллы:
— Глеб! Ты чего мою хату в свинарник превратил?! Кто теперь ковер отстирывать будет?! Не мог этого лошка заставить без разгрома хаты все переписать на меня?!
О чем она? Разбита ваза, заляпан кровью ковер и… Рванул я к ненавистной гадине, собираясь собственноручно ее задушить, да один из братков на пути оказался, он-то меня по указанию все того же Глеба в окно и вышвырнул.
Красиво так летел, жалел, что до супружницы не добрался и никого с собой не прихватил. А перед крышей красного автомобиля мое сознание из тела куда-то вверх рвануло, словно его кто-то дернул. Успел услышать удар, как лопаются у машины стекла и сминается железо, а потом наступила тишина.
И оказался я в теле десятилетнего пацана, посчитав сперва, что каким-то чудом выжил и теперь брежу. Но, нет, шли дни, недели, пожилая женщина меня лечила и что-то втолковывала. От воспоминаний паренька, в чьем теле оказался, почти ничего не осталось, но речь научился понимать и даже размытые образы родни увидел. Правда, никак не могу в толк взять, с чего это мне мерещится, что от рук Ульяны свечение исходит, когда та ладони над моей головой держит.
