В начале 30-х годов дядя Миша работал в отделе кадров (не начальником ли?) Николаевского судостроительного завода им. Марти. Из всех судов он знал, может быть, только черноморскую шаланду, но зато туго понимал кадровую политику тех лет. На этой работе ему, видимо, удалось хорошо «зарекомендовать себя» (как тогда говорили), т. е. завязать нужные связи. И году в 32-м — 33-м он уже был переведен в Харьков, а вскоре в Москву, по тому же ведомству. В 30-е годы он был старшим следователем НКВД и оставался на этой службе до 38-го года. Почти каждое лето они с тетей брали меня и другую племянницу на подмосковную дачу. Надо признать, что с их стороны такой поступок был проявлением немалого мужества: моего папу арестовали в мае 36-го года, и, заботясь обо мне, они как бы демонстрировали свою связь с семьей «врага народа» и нелояльность к политике партии. Так вот, летом, 38-го года, я помню, к дяде Мише на дачу часто приезжали его друзья-сослуживцы Яша Гарбуз и Маркеша. Я, конечно, не понимала, о чем они говорили, но чувствовала, что все трое страшно встревожены. Они решали, как им теперь спасаться. Дядя Миша срочно уволился из НКВД и больше года не жил дома. Ездил по всей стране, жил в Сибири у знакомых и родственников, несколько месяцев прожил у нас в Харькове, а в Москву вернулся только к зиме 40-го года. Так и ускользнул из сетей своих недавних сослуживцев. Но, видимо, все-таки сохранил при этом полезные связи, так как вскоре устроился на работу на авиационный завод (опять-таки в отдел кадров!) Вообще дядя Миша удивительно умел завязывать отношения с людьми.
В конце войны я узнала, что дядя Миша с дипломом киноинженера (откуда?! — он ведь никогда и нигде не учился!) работает на заводе, выпускающем кинопленку и в чине генерала — или полковника? (есть фотография, на которой дядя Миша в генеральских брюках с лампасами) отправлен в Германию получать репарации. Ирка, правда, уверяет, что ни генералом, ни полковником он никогда не был, а эта фотография — просто декорация, как теперь говорят, камуфляж. Мол, отец любил прихвастнуть. Она уверена, что в должности следователя НКВД он помогал арестованным, «спасал людей». Может, и так, конечно, дочери он так излагал свою работу. Но я в этом очень сомневаюсь. Из Германии он привез тьму шмоток — отрезы шелка (тогда я впервые увидела искусственный шелк), столовое белье, почему-то столовое серебро (честно говоря, два-три шелковых отреза перепало и мне с мамой, и еще одной племяннице; я сама сшила себе нарядное платье к выпускному вечеру, носила его много лет, и не испытывала ни стыда, ни угрызений совести).
