Я не хотела строить свои мемуары в хронологическом порядке, по-моему, это скучновато. Но все-таки некоторые этапы жизни придется обозначить: предыстория (т. е., родословная), детство, отрочество, мои университеты и т. п. В каждом из этих разделов я постараюсь выделить следующие части: казусы (т. е., событийную часть), персонажи, главные (внешние) впечатления — ну, а дальше как Бог даст.
* * *
Я родилась в 1929 году на Украине, в г. Харькове. Харьков тогда был столицей УССР. В Харькове находилось правительство Украины, все центральные республиканские учреждения, здесь открывались первые высшие учебные заведения, В 1934 г. столицу вместе со всеми ее атрибутами (конечно, кроме монументальных строений) и соответствующими чиновниками перевели в Киев. С тех пор и по сию пору Харьков называют «друга столиця Украины».
1929 год советская история называла «годом великого перелома» — началась сплошная коллективизация, «уничтожение кулака как класса», разрушение сельского хозяйства страны, сопровождавшееся страшным голодом на селе, «голодомором». Но я не хочу начинать историю моей жизни с мрачных и даже страшных картин, тем более, что такими я вспоминаю их только теперь (во всяком случае, уже взрослой). И все-таки одну запомнившуюся мне с младенчества на всю жизнь картину постараюсь описать. Меня на руках несут в ясли. Против нашего дома (это была тогда улица Дарвина) стоял другой дом — особняк с широким крыльцом, кажется, Дом архитектора. Зимой, по утрам на этом крыльце лежали страшные, опухшие тела крестьян, которым удалось ночью доползти до города, и здесь они умирали. Когда меня несли из ясель, на крыльце уже никого не было. Объяснение этой страшной картины я получила от кого-то из взрослых, конечно, много-много лет спустя, но саму страшную картину помню сейчас, как если бы она и сейчас была перед моими глазами.
* * *
Мне не надо фотографии фамильной,
Я и так припомню всех, до одного,
Персонажей из немого кинофильма,
Режиссеров детства моего.
Помню я, как бабушка в гостиной,
Бросив незаконченный пасьянс,
Замурлыкала, присев за пианино
Посвященный ею дедушке романс…
(А. Зимина — О. Г. Олсуфьева)
Не было ни пианино, ни романса! Ни пасьянсов! Гостиной тоже не было. Вопрос: А была ли бабушка?
Конечно, была, даже, как полагается, две — но ни одной я никогда не видела (обе умерли задолго до моего рождения), не осталось, разумеется, ни портретов — откуда быть портретам в бедных еврейских семьях? — ни фотографий: мамин отец, мой дедушка, считал, что фотографироваться — большой грех. А вторая бабушка, папина мать, умерла, когда он был младенцем, когда и фотография была редкостью, во всяком случае, в той среде, к которой относилась семья папы.
