Хиёл поднялся… Что-то зашевелилось у него под ногами. Он обрадовался, что поймает какую-то живность и съест. По ноге скользнул слепушонок. Хиёл огляделся с отвращением… Грызуны, как муравьи, закопошились вокруг, словно чужак хотел захватить их норы. От тоски, одиночества и страха Хиёл закричал. Но его голос вернулся к нему еще более долгим и громким криком…
Эхо в пустыне — не обычное эхо. Ваш голос летит все дальше и дальше, без границ. Он летит, распространяясь во все стороны неудержимо, натыкаясь только на ветер, проваливаясь в безвоздушные ямы, и все звучит и звучит, и кто знает, из какой дали донесется ответ… В старину голосами меряли расстояния. Два крика, пять криков… Услышь! Никого не слышно…
Иди во все четыре стороны за собственным голосом, со всех четырех сторон — кыбла. Так говорили тоже в старину. Кыбла — это запад, на западе — Мекка, священный город, мечта мусульман. Если побывал в Мекке — тебя везде ждет удача, но до Мекки не дойдешь, а удача редка, и насмешливый народный ум стал заменять кыблой понятие горя. Куда ни кинь — везде клин… Со всех четырех сторон — кыбла…
Кто это говорил? Может быть, мама в тяжкие минуты… Мама, от которой остались только сережки… Может быть, дедушка, которого Хиёл совсем не помнил… Нет, чего ему так говорить, деду Сурханбаю? Он ведь был сытым, кулаком, мироедом… Из-за деда пали все несчастья на голову семьи…
Среди дня вспыхнул ветер. Хиёл пытался укрыться между низкими кочками. Песок пролетал с визгом. Хиёл молил спасти его и маленькую кочку, и мелкую ямку. В такие минуты, когда песок над головой, песок на спине, песок засыпает руки по локти, а ноги по колени и колет глаза, тебе кажется, что ты погибаешь. А еще не было ничего, кроме далекого детства со сказочным конем и раннего труда. Не было любви. Не было ласки…
А уже кончается жизнь, которая так сладка… Некуда бежать. И нечем прикрыться. Вжимайся, вжимайся в землю! Бурьян, присыпанный песком, кажется горой, а мышиная нора — пещерой. Лежи и молись бессвязно и неумело — больше нечего делать.
Невозможно было открыть глаза. Вдруг все затихло… Жив! Жив! Он и раньше все время шевелился из последних сил, чтобы его не погребло живым, а теперь приподнялся на коленях. С шелестом и шуршаньем песок посыпался с его головы, плеч и одежды. То ли тишина, то ли этот шелест, которого он до сих пор не слышал, еще больше встревожили Хиёла. А скорее всего — темнота. Она обступала его…
Но ведь только что был день! Только что! Конец света!
